- Не стану! - вскрикнул Гриша диким, внезапно охрипшим голосом.
- Тише, ты! Оказывается, ты так-таки ничего и не понял.
- Не стану!
- Потише, голубчик, потише! Хорошо, бросим это. Поговорим о другом: скажи, ты решил совсем не кланяться мне? Я тебе уже делал замечание и предупреждал...
- Я отдам вам деньги! - воскликнул Гриша в отчаянии. - И не восемьдесят пять копеек, а целый рубль!
Надзиратель порозовел и кисло сморщился:
- Ах, милый, не о деньгах сейчас идет речь...
- Отдам! Скоро!
- У тебя отец кто? Сапожник? Ах, садовник. Трудно, трудно нам воспитывать таких, как ты. Слушай внимательно: завтра же - слышишь: завтра! - ты будешь записан в кондуит, если опять соизволишь не поклониться мне при встрече.
- Я надумал, где достать денег!
- О господи! Да совсем же не о том идет речь. Речь идет о нарушении школьных правил. И о наказании, которое налагается за нарушение. Ну, однако, мне надоело объяснять тебе без конца вещи, которые ты сам должен был давно понять. Ты уже не новичок! Ступай!
Выйдя в коридор, Гриша задумался. Что же это за сыскное отделение? Почему Стрелецкий так обозлился на вопрос Витола?
И вот какая удача: навстречу Грише идет по коридору рослый семиклассник - он был вчера у Арямова. По внешнему виду Гриша знал его и раньше. Вид у семиклассника был необыкновенно ученый: чего стоило одно пенсне в черной оправе! И черный же, широкий, как лента, шнурок спускался вниз с колечка оправы. Такой человек многое должен знать. И звали семиклассника звучно - Бронислав Грабчинский.
- Что значит слово "сыскное"? - спросил его торопливо Гриша. - И верно, что Стрелецкий служил там?
Семиклассник оглядел Гришу сквозь стекла пенсне с ног до головы:
- Э-э... тебе, собственно, почему потребовалось заговорить об этом?
- Я просто так...
- Ты - простак, это я и сам вижу. Потому ты и спрашиваешь о том, что понять тебе не дано. Задавать вопросы без смысла - удел глупцов.
Сказав все это не спеша, внушительным басом, Бронислав Грабчинский удалился с гордо поднятой головой. А Гриша еще раз познал всю меру презрения семиклассника к приготовишке.
В другое время он крикнул бы, отбежав, конечно, на надежное расстояние: "Зимние рамы надел на нос и воображаешь!" Можно бы и Никаноркина с Дерябиным подговорить крикнуть это чванному семикласснику втроем, хором. Это всегда хорошо действует. Семиклассники, несмотря на всю свою солидность, редко остаются равнодушными к подобным насмешкам; иногда они с яростными лицами пускаются ловить приготовишек - и всегда безуспешно.
Но теперь Григорию Шумову было не до того.
16
Гриша собрал все свои учебники, начиная с толстой хрестоматии Тихомирова и кончая тощим Евтушевским, и пошел с ними к известному всему городу Былинскому.
На невзрачной вывеске, приютившейся у самого вокзала, Былинский значился букинистом. Он занимался главным образом перепродажей учебников, которые в трудную минуту своей жизни несли к нему школьники. Кроме того, он подторговывал старыми ботинками, брюками и выпусками "Ната Пинкертона". Но это уж был товар подсобный.
Гриша несмело толкнул обитую рваной мешковиной дверь. В ответ раздался резкий лай подвешенного вверху колокольчика, и он очутился в магазине Былинского.
За прилавком, в едко пахнувшем полумраке, стоял человек в фетровой шляпе, в крахмальном высоком воротничке.
Он надменно протянул руку, не говоря ни слова взял Гришины учебники и подошел с ними к тусклому окну.
Луч солнца пробился сквозь покрытое многолетней пылью окно, и Гриша увидел, что шляпа букиниста была вся в пятнах, а из воротничка торчали истлевшие желтые нитки.
Зевнув, букинист повернулся и с молчаливой печалью стал разглядывать темный потолок. Молчание продолжалось долго. Гриша тревожно поглядел наверх: ничего там не было. Даже самого потолка не было видно - так, что-то темное в паутине. У Гриши сжалось сердце: не понравились его книжки Былинскому. Потому и молчит.
Наконец он услышал пренебрежительное, брошенное куда-то в пространство:
- За все рубль восемьдесят.
И тотчас же пухлые веки приоткрылись, мутные глаза глянули пристально и настороженно.
- Ей-богу? - радостно воскликнул Гриша.
- Что значит - ей-богу? - Букинист пожал плечами.
- Вы сказали рубль восемьдесят!
Такая сумма Гришу вполне устраивала: рубль - Стрелецкому, два двугривенных - Никаноркину, остальное - Дерябину. Нет, Дерябину он должен больше; ну, тогда Коля Никаноркин подождет уплаты...
- Я это сказал? - Былинский опять пожал плечами.
- Ну да, вы сказали!
- Кончено. Если я это сказал - значит, кончено. Пусть это будет мой убыток. Ваш адрес, молодой человек?
Букинист потянул с прилавка толстую книгу в потрепанном переплете и перелистал ее.
- А для чего адрес?
- Ой, неужели непонятно, зачем у людей спрашивают адрес? Затем, чтобы знать, где они живут.
- А зачем вам это знать?
Букинист скорбно вздохнул:
- Бывает, господа гимназисты приносят продавать не свои книги.
- Я реалист.
- За господами реалистами водятся такие ж дела.
- У меня все учебники свои!
- Бывает, господа учащиеся считают, что это ихние учебники, а папаши с мамашами с ними не согласные.
Говоря все это грустным тоном, букинист тем временем уже перекладывал Гришины книги куда-то под прилавок.
- Погодите! - воскликнул Гриша. - Значит, вы мне сейчас не отдадите денег?
- Кто сказал?
- Вы же спрашиваете, где я живу!
- А почему вам не сказать?
- Я скажу! Но деньги мне нужны сейчас!
- Вам они нужны? - Голос Былинского зазвучал торжественно. - Вы их получите!
И он взялся за карандаш - записывать.
Гриша сказал адрес Белковой, и пытка кончилась. Он выскочил на улицу с целым богатством в кармане!
Как это он раньше не догадался? Простое дело! Все, кто побойчее, все так делают. Будто без учебников нельзя жить на свете. Не всегда-то они и нужны, а понадобятся, можно одолжить и у Довгелло и у Никаноркина. Да хоть у того же Жмиля - соседское дело! Жмиль хоть и гимназист, а учится тоже по Тихомирову да Евтушевскому.
Ну до чего ж все вышло удачно! Теперь он свободный человек. Теперь уж Стрелецкому не к чему будет придраться.