А «юнкерсы» не уходили, меняясь лишь для того, чтобы слетать за новыми бомбами. «Юнкерсы» падали, но сбить их всех или не подпустить к Днепру было, конечно, невозможно, потому что их яростно защищали «мессеры», устремляясь наперехват нашим истребителям, связывая их, оттягивая на себя, защищая «юнкерсы» своим огнем, подставляя под прицелы себя. И бомбы падали, и падали, и падали, и Днепр взрывался, вспенивался, все мутнел, и надо было, лихорадочно гребя, проталкивать до краев осевший понтон через само тело этого грязного сейчас Днепра.
- Давай! Давай, ребята! Давай! - не кричал, а хрипел ротный, вцепившись в весло, толкая его от себя, помогая понтонеру. -Давай! Давай! Осталось чуть-чуть! Вперед! Вперед, товарищи! Сейчас мы там будем! Вперед! Вперед!
Тройка «юнкерсов», держась цепочкой, шла к тому месту берега, куда вот-вот они должны были причалить. Чуть взяв правее, «юнкерсы» начали бросать бомбы в полоску воды, которую понтону еще надо было пройти. От свиста бомб, потом от их грохота все пригнулись, вцепились в скамейки, борта, весла, потому что понтон задергался так, как будто кто-то, захватив за днище, стал швырять его в стороны, и понтон черпанул еще.
- Утонет! Утонет! - крикнул Веня, показывая на пулемет.- Да делай же что-то!
Андрей, дернув нож с пояса, отхватил причальную веревку и мертвым узлом привязал к хоботу пулемета.
- Круги! Круги! - крикнул он! - Круги!
Веня швырнул ему один круг, и он надел этот круг на свободный конец веревки, Веня швырнул второй, и он надел второй к первому и еще один, полагая, что три-то круга удержат семьдесят килограммов стали и бронзы.
- Все за борт! - крикнул он, захватывая третий круг. - Ротный не успел сообразить, и Андрей, показав на воду в понтоне, под которой были коробки с лентами и ящики с патронами и гранатами, крикнув: - Патроны! Спасать патроны! Все за борт! Толкать! Веня, ко мне! - повалил пулемет в Днепр и, схватившись за веревочную лямку последнего круга, прыгнул за ним.
Натягивая веревку, пулемет погрузил оба нижних круга под воду, но верхний держался.
- Давай! Давай! - командовал Андрей Вене. - Вперед!
Они плыли, держа круг, гребя одной рукой, а сзади них, без единого человека внутри полз через воду чуть поднявшийся понтон со всем, что было в нем.
Оборачиваясь, Андрей видел облепивших понтон людей, их напряженные лица, мокрые головы и то, как они, держась за борт, отгребаясь, тянут понтон вперед, и как что-то командует ротный.
- Доплывем! Доплывем, Андрюша! - бормотал, сплевывая воду и полузадыхаясь, Веня. - Давай! Давай! Вперед! - повторил он, как ротный. Их разделял только круг, глаза Вени были рядом, и Андрей увидел в них и страх, и какой-то восторг.
Вдруг круг затормозился и приподнялся. Андрей, потянул его на себя.
- Держи левей! Дно. Пропускай их. Тяни! Тяни же!
Сзади них близко затарахтело. Андрей, чуть подпрыгнув в воде, обернулся. На полном газу, рассекая Днепр, выпуская из-под кормы две пенистых, разбегающихся в веер волны, шла командирская амфибия. Па ее носу стояло несколько офицеров, показывая руками и, наверное, крича то же самое:
- Вперед! Вперед! Вперед!
«А, черт! -подумал Андрей. - Захлестнет понтон у берега!»
Дергая за веревку, он ощущал, как она то слабеет, когда пулемет касается дна, то вновь натягивается, если дно понижается. Но он постепенно выбирал веревку, бормоча мысленно: «Осел, надо было как можно короче!»
Берег был совсем рядом: высокий, обрывистый, заросший кустами и деревьями, дикий, необжитый берег. В паводок Днепр подмывал его, и берег рушился, отходя дальше, обнажая разноцветные слои земли, корни деревьев, редкие большие камни, словно ягоды, запеченные в пироге. Под обрывом была неширокая полоса песка, поросшего талом и какими-то цветами. -
Андрей, приподнимаясь в воде, видел все это, напряженно ожидая, что вот-вот немцы ударят по ним, вот-вот станут хлестать в них в упор, в беззащитных, безоружных, барахтающихся в воде. Но немцы не стреляли. Немцев не было.
Еще с понтона он то и дело мерил глазами расстояние до верхней кромки обрыва, прикидывая - 600-400-300 метров, и поправлял прицел, ожидая, что вот-вот начнут садить по ним из замаскированных пушек, минометов, пулеметов. Но когда расстояние до этих возможных огневых точек стало меньше трехсот метров, он облегченно вздохнул, поняв, что немцев тут нет, то есть, что где-то по берегу сколько-то их есть, что где-то они встретят высаживающихся в упор и многих просто расстреляют, но что на том участке, где высаживается их рота, немцев нет. Что, конечно, есть какие-то наблюдатели, посты, но батальонов, рот в обороне тут нет.