Они падали на дно, пережидая мины, но все-таки доволокли пулемет до запасной позиции, Андрей выхватил у Васильева коробку, сам - потому что Веня, отшвырнув дымящуюся пилотку, тряс рукой, - крикнув Васильеву: «Назад! Забрать все!» - вдернул в приемник ленту, дважды коротко стукнул по головке рукоятки и припал к прицелу.
До вечера они отбили еще две атаки. Их еще несколько раз бомбили, до вечера их позицию все время обстреливали из минометов и пушек.
В роте боеспособных осталась половина даже не от числа штата, а от того числа, которое было, когда они садились в понтоны.
Но до вечера в их позицию на прямую наводку подкатили две сорокапятки, сзади них вырыли свои круглые окопы минометчики и разложили на брустверах в виде ожерелья мины, похожие на тупоголовых короткохвостых рыб, им подбросили патронов и гранат, так что держаться было можно.
День они выстояли. Впереди была целая и не короткая, предосенняя ночь.
Солнце шло на закат, посвежело, с Днепра тянуло сыростью, раненые немцы, которые не могли сами отползти от их окопов, тише стонали, чтобы не привлекать к себе внимания. Те из них, кто мог, наверно, уже ползли к своим, а те, кто не мог, ждали, что, как только стемнеет, их вытащат.
Пришел ротный. Он сел на край пустого ящика от патронов. Голова у ротного была перевязана. Бинт с левой стороны промок до верхнего витка, но кровь все-таки засохла, бинт здесь стал твердым и, наверное, мешал ротному, ротный время от времени осторожно оттягивал бинт с этой стороны и морщил нос. Но даже под пороховой копотью и грязью, которая получилась оттого, что пыль, осевшая на лицо, смешалась с потом, было видно, что ротный здорово побледнел.
- Пулемет?
- В порядке.
- Лент?
- Шесть. - Они опять набили все ленты и сейчас сидели, и ели консервы и сухари. - Патронов осталось мало.
- Собери. Найди. Людей?
- Трое.
- Так! - сказал ротный. - Атылатов, ты жив? Молодец!
Веня промолчал.
Веня сидел на бруствере, свесив в окоп ноги. Нехорошее лицо было у Вени - сосредоточенное, хмурое, даже какое-то угрюмое. Сложив ладони лодочкой, он держал их на коленях. Иногда он приоткрывал ладони и смотрел внутрь их. Потом снова складывал плотно, вздыхал, смотрел на лес, обиженно оттопыривал губы, опять хмурился. На ротного он даже и не посмотрел.
- Слезь! - приказал ротный. - Подстрелят!
Веня съехал в окоп и сунул в карман то, что держал в ладонях лодочкой - прямоугольный клочок ткани с красной полоской, нашивку за ранение, полученную им от «милых людей» санбата.
- Дай людей, хоть одного, - сказал Андрей ротному. - Васильев не успевает набивать ленты.
- Посмотрим, - ответил ротный. - Убитых похоронил?
- Нет еще. Сейчас доедим и…
- Давай, давай! Не затягивай. Писаря! - крикнул ротный по цепи.- Писаря ко мне!
- Дай легкораненых. Пусть сидят и набивают, - настаивал Андрей.
Ротный на это, конечно, согласился.
- Этих дам. Скажи санинструктору, что я приказал.
Писарь притащил три большие лопаты. Одна лопата была совковая. Писарь нашел их в деревне.
- Займитесь! - приказал ротный. - Я подежурю.- Он передвинулся поближе к пулемету. - Метров за полста в тыл. Поглубже!
- Документы? - спросил писарь.
- Возьми сам, - ответил Андрей, и писарь, проворчав: - Не могут даже документы у людей собрать, - отошел к Барышеву и Ванятке, и начал шарить у них в карманах, вынимая документы и все остальное.
Лопаты глубоко уходили в песок. Они работали без передышки и за какой-то час вырыли узкую длинную могилу.
- Аты-латы, два солдата, - грустно сказал Веня, когда они с Андреем несли Барышева. Веня шмыгнул носом. Они осторожно опустили Барышева на руки Васильеву - Васильев стоял в могиле - и пошли за Ваняткой. - Как два брата…- Когда они втроем ссыпали на Барышева и Ванятку землю, Веня больше ничего не говорил.
Андрей пошел к санинструктору. Санинструктор рвал солдатские полотенца на полосы, скатывал полосы в короткие бинты и заталкивал их в свою санитарную сумку. Было ясно, что полотенца он забрал из вещмешков убитых. Полотенца были почище и погрязней, но это сейчас не играло никакой роли.