Маруська спокойно перекрестилась, губы зашевелились: «Отче наш…» Затем она поправила волосы и шагнула к палачу:
— Чего загляделся? Бабьи прелести не зрел прежде? Завязывай руки…
Народ глядел на Маруську с сочувствием, у некоторых по щекам текли слёзы. Петру захотелось ещё поговорить с разбойницей:
— Пусть ко мне подойдёт!
Маруську подвели. Она была гораздо бледнее обычного, но взглянула в глаза Государю — как молнией ударила. Пётр усмехнулся:
— Помиратьто, поди, не хочешь?
— Так кто ж хочет!
— А когда других убивала, те тоже жить хотели.
— Что об том. Государь, говорить? Я свой грех муками уже искупила.
— А за здравие мое молилась, чтобы нога прошла? — Пётр круглым глазом уставился в Маруську.
— Нет, Государь, не молилась. Пётр удивился откровенности:
— И почему труда на молитву пожалела?
— Да уж я не такая святая, чтоб за своего убийцу Богородицу просить. Коли молилась бы, так и нога твоя стала бы здоровой. — И она вновь обожгла взглядом Петра.
Толпа стихла, кто-то свалился с дерева. Все любопытствовали видеть, как Государь с Маруськой о чем-то говорит.
Пётр спросил:
— А если бы помиловал тебя, стала бы молить?
— Коли помиловал бы, так к нынешнему вечеру здоровье полностью обрёл. Сила такая у меня есть. Только бы малость над тобою руками подействовала, над недужным местом помахала.
— Не врёшь?
— Я никогда не вру! — гордо вскинулась Маруська.
— Милость хочешь? На вечную работу на полотняный завод отправлю? Маруська усмехнулась:
— Государь, какая же это царская милость — вечная каторга? Помиловать — сие значит простить вовсе.
— А воровать снова не пойдешь?
— Не пойду, вот крест в том целую. Скажи, чтоб на меня чего накинули. Стыдно мне перед самим Государем батюшкой в непотребном виде стоять, меня прежде ни один мужик голой не видел. Я с девством на тот свет уйду.
Удивился Пётр, даже рот открыл, но ничего не молвил, лишь головой покрутил. Потом подозвал дьяка, что-то сказал ему. Тот шустро взбежал на эшафот, во все четыре стороны прокричал:
— Государь приказал объявить, что Христос на горе Голгофской двух разбойников раскаявшихся простил. Государь наш Пётр Алексеевич вовсе прощает Маруську Семёнову, как раскаявшуюся в своих злодеяниях и на кресте поклявшуюся впредь не воровать.
Пётр счастливо распрямил длинное тело свое, устало зевнул.
— Маруська, нам теперь народ вот как нужен, — он провел ладонью возле горла. — Рожай детей, особливо мальчишек побольше. Мужа тебе сам найду. — На мгновенье замялся, но вдруг строгим голосом добавил: — Тебя сейчас отвезут в Преображенский дворец. Сегодня вечером будешь врачевать меня. А то Поликоло лишь по редкостным болезням шибко умный, а обыкновенных недугов лечить не силен.
Той же ночью в немецкой слободе был устроен богатый пир — с грандиозным фейерверком, обильным застольем, с фонтаном, струившим вино, с веселыми танцами.
Но ещё прежде, на закате, Маруську доставили во дворец к Петру. Он провел с ней почти два часа. И столь остался довольным, что приказал нарядить её в самое лучшее платье, повесить необходимые бриллианты и отвезти на ассамблею.
К удивлению и к зависти многих. Государь весь пир провел рядом с Маруськой. Это было отнесено к склонностям Петра Алексеевича почудить.
Эпилог
Маруська три дня кряду входила в царские покои врачевать Государя. Какие лекарства она ему предлагала, истории неизвестно. Но непреложный факт: с той поры нога Государя прошла — навсегда. Вскоре Пётр устроил ей свадьбу — женихом стал богатый замоскворецкий купец Сизов. Родила ему Маруська шестерых детей, из них пятеро — мальчишки. Старший, Борис, говорят, был как две капли воды похож на Петра. Служил он во дворцовом ведомстве. Остальные пошли по военной части. Умерла наша героиня уже при правлении Екатерины Великой, меньше года не дожив до своего столетия.
СВЕЖАЯ КРОВЬ
На московских улицах знатная потеха: улюлюканье, хохот, крики. Мальчишки, нищие и просто бездельники бегут за необычным кортежем: дюжина громадных острорылых свиней, отвратительно визжа под ударами бичей, волокут по навозным лужам разверстый дубовый гроб. В гробу мотается влево-вправо месиво трупа, облаченного в богато расшитый красного цвета кафтан со стоячим воротником и золотыми пуговицами. Из глазниц черепа выползают жирные белые черви.