Кулаки Петра нервно сжимались и разжимались, он дернул головой, скривил рот и вдруг перегнулся через стол к Шейнину, взмахнул рукой, хотел привычно за бороду схватить, да лишь воздух ощутил. Заорал:
— Саранча ненасытная, вор клейменый! Ты не генералиссимус, ты блядин сын и крыса поганая. Честью моей торговал? Сколько нажил на полковничьих званиях? И тебя, и твоих полковников, всех вас, воинов говенных, изрублю!
Пётр выхватил шашку, рубанул что есть мочи. Отпрянул Шеин, вместе со стулом на пол грохнулся, а шашка разнесла тарелку с супом, что стояла возле генералиссимуса, осколки и жирные брызги разлетелись.
Подскочил Лефорт. Пётр и его в запальчивости ударил — локтем. Выдохнул:
— Всех воров допытаюсь, очищу Русь от скорпиев… Все узрели: по щекам Государя слёзы стекают. Подошел Меньшиков, обнял за плечи:
— Мин херц, береги себя, все обойдется…
Как писал исследователь, «обошлось. Выпил венгерского, после сего погрозил пальцем Шеину. Подозвал Лефорта, поцеловал в распухший нос…»
Тот напомнил:
— Герр Питер, в шесть часов голландские инженеры в Кремле аудиенции ожидают.
Государь согласно кивнул, хлопнул себя по карманам:
— А сколько теперь времени? Где часы забыл? Ах, в Преображенском, в библиотеке на малом столе оставил. — Посмотрел на Меньшикова: — Алексашка, сделай милость, оторвись от стола, сгоняй за часами. Другого бы послал, да ведаю, что только ты бережно доставишь, волосок какой в них не стряхнешь.
Виселицы для воров
Меньшиков вернулся пропыленный (верхом скакал) и вельми смущенный. Подошел к Государю, склонился к уху:
— На малом столике нет, на большом тоже. В поставец и шкафчик висячий заглянули. Перерыли весь первый этаж — и второй. Увы! Может, вспомнишь, куда клал?
— Да точно помню, на малый столик положил. Я ещё трубку стал закуривать, табак вынимал и положил часы. Начало десятого показывали.
— Ну так нету их там!
До Петра только теперь начал доходить смысл сказанного. Он стал наливаться кровью, выкатил круглые глаза, перекосил рот:
— Часов нет? А где же они? Что, уже у царя крадут? Меньшиков извинительно вздохнул, развел руками, успокоительно сказал:
— Мин херц, я приказал капитанам Преображенского полка Лопухину и Трубецкому розыск делать.
Они все там обыскивают, Свежева Емельку вызвал. Кнутом малость почешет спины, так челядь и учухается, сама найдет виновного.
Пётр с удивлением покачал головой:
— Как далеко воровство зашло… Надо же, подарок короля Августа утащили, да откуда — из моей библиотеки. Всех их, челядь, повешу, правых и виноватых. Воровство искоренять в государстве начну с собственного дома. — Посмотрел на генерал-прокурора Ягужинского: — Павел Иванович, как тебе сие нравится? — Остервенело погрыз ноготь, приказал: — Прокурор, сей же час пиши мой указ по всему государству, а содержание такое: всякий вор, который украдет столько, сколько стоит веревка для виселицы, без замедления должен быть повешен, невзирая на чины и заслуги.
Ягужинский задумчиво почмокал губами:
— Государь, не круто ли у нас получится? Ведь на Руси не ворует только тот, кто спит. Так все государство виселицами покроется.
— За бояр своих боишься, да и за себя, Павел Иванович? Ничего, тысяч десять жулья повесим, зато остальные тащить перестанут. Иди к Лефорту в кабинетец да теперь же составь указ. — Зло взглянул на Шеина: — Рыба тухнет с головы! Если бояре тянут, что ж чёрному люду делать?
Указ в действии
Пётр не успел доесть осетрину, как вернулся Ягужинский, сдвинул соус и положил перед Государем исписанный лист бумаги. Пётр пробежал его глазами, согласно кивнул головой и, приняв из рук Ягужинского перо, указ подписал.
Вскоре в столовую стремительно вошли Трубецкой и Лопухин. Пётр от нетерпения аж привскочил на стуле:
— Ну, что?
Трубецкой с поклоном протянул желтую луковицу часов, сказочно блестевшую каменьями в лучах проникавшего через окно солнца.
— И виновного нашли, и пропажу… Вор под кровать свою спрятал, теперь под арестом в Преображенском.
Пётр обнял любимцев капитанов:
— За часы спасибо, а вора сейчас же повесить на Красной площади. Пусть все знают.
Лопухин, воин немолодой и в боях неустрашимый, неосторожно возразил:
— Государь, сделайте милость, послушайте суть дела, а потом решайте, надо ли вора вешать…
Пётр аж взвился. Он выскочил из-за стола, размахнулся и готов был оглоушить Лопухина страшным ударом, но вдруг удержался, сурово произнёс: