И далее: «Государь выбрал по Петергофской дороге место в двести шагов в длину и пятьдесят в ширину и засадил оное дубами…
Здесь же был прибит указ, чтоб никто не осмеливался обрывать сии молодые деревья и портить их».
Засада
Время бежало. Дубки хорошо подрастали. Проезжая мимо. Государь каждый раз останавливался и радовался делу рук своих. Он говорил Меньшикову:
— Пройдет лет сто или двести, и дубы станут такими же могучими, как и та дубрава, что на берегу Черногрязски.
В самом начале марта 1715 года, проезжая мимо заповедника, теперь называвшегося не иначе как Петровская дубрава. Государь был неприятно поражен. Многие молодые дубки были срублены, другие поломаны и ободраны. На одном из деревьев была прибита гвоздем кошка, которую трепали вороны. Гневу Петра не было предела. Прибыв в Петербург, он потребовал к себе обер-полицмейстера Антона Девиера, приказал:
— Отыщи во что бы то ни стало негодяев, надругавшихся над делом рук моих. Мнится мне что рука уродовала деревья та же самая, что в Москве.
В тот день Государь был весьма сердит. Когда ему принесли на утверждение приговоры по неважным преступлениям, он вместо наказания плетьми учинил подпись: «Казнить смертью». Так безобразник, портивший деревья, стал причиной гибели людей.
В Петровской дубраве устроили засаду. Уже на другой день караульные схватили шайку пьяных дворовых людей». Количество их нам неизвестно, но знаем, что они были доставлены в Петербург. Будучи подвешены за выкрученные руки, сразу же признались в преступлении и зачинщиком назвали некоего Саньку Шматка. Он был водовозом и до последнего времени обретался в Москве, где был многажды бит барином за пьянство и воровство. Теперь барин сбагрил его в свою деревушку в Ингрии, что в Петербургской губернии.
— Сей Шматок своей рукой беременную кошку к дереву пригвоздил, — говорили его товарищи. — А сгубленные дубки оттащил к себе на дрова. А ещё Шматок похвалялся, что прежде в Москве прибивал кошку к государеву дубу, а многие другие дубы засушил.
Со второй виски Шматок во всем признался. Дома у него нашли и изъяли дубовые дрова — вещественное доказательство.
В застенок пожаловал сам Государь, укоризненно качнул головой:
— Ты, дурак, забыл, что Бог всегда карает жестокосердечного? Теперь будешь бит и клеймен.
Глупый Шматок плюнул кровью под ноги Государя и дерзко возражал:
— А ты, Пётр Алексеевич, посмотрика себе за пазуху: царь христианский, ты не христиан любишь, а немцев и жидов. Нас, истинно русских, за собак держишь. Вишь, кошку паршивую да древо бесчувственное пожалел!
Государь усмехнулся:
— Превозносишься и бесчинствуешь? Отцы святые неспроста рекут: «Да придёт месть Каинова, да пожжет тебя огонь, яко содомлян проклятых». — Повернулся к обер-прокурору Ягужинскому: — Мы наказываем людей за преступления, а не ради лютой злобы, не так ли? А вот мучить без вины животное и добро государево портить — грех смертный, на него способен лишь конченый негодяй. Павел Иванович, отмени сему злодею кнутово биение, а назначь ему огненное жжение, на дровах дубовых, ворованных. Да отправь в Москву, где впервые учинил бесчинство.
Строка закона
В тот же день Шматка отправили в белокаменную, а Ягужинский говорил Петру:
— Государь, нет у нас такого закона, чтоб за порчу леса подвергать казни смертной.
— Нет, так будет! — ответил тот. — Записывай! — и тут же стал диктовать: — «Подрядчикам и жителям запрещается с сего времени лес, годный к корабельному и хоромному строению, рубить на дрова. А рубить на дрова еловый, осиновый, ольшаник и валежник. А ежели у кого явится в дровах добрый и особенно дубовый лес, | те люди будут штрафованы денежным штрафом и телесным наказанием. Марта 2 дня 7775 года.»
Чуть позже, двадцать пятого марта, за подписью светлейшего князя Меньшикова был обнародован ещё один указ — «О нерубке заповедных лесов». Преступникам обещаны были кары страшные.
— Не о себе печёмся, — говорил Государь, — а о потомках наших, даже самых отдаленных…
Эпилог
Как писал очевидец, в Петербурге «за день до экзекуции повещено было с барабанным боем по всему городу, чтобы из всех домов явились непременно смотреть, как преступники будут наказаны».
Виновные были биты с усердием.
Саньку Шматка доставили в Москву. В торговый день на Красной площади случилось особое многолюдье. С высокого места зачитали царские указы о бережении леса, а затем Санькины вины перечислили и огласили приговор.