— Сей ран не есть опасность!
Поскольку дело касалось интересов самого Государя, то ещё загодя был послан к нему камердинер в Зимний дом, куда тот только что перебрался из Летнего дворца.
Страшные воспоминания
Прошло совсем мало времени, как под окнами раздались крики слуг, конское ржание, скрип кареты. Стуча по паркету каблуками, в опочивальню ворвался Пётр. Зелёный камзол был расстегнут, сбоку" болталась шпага.
Он склонился над Рокентином.
Тот громко застонал, на глазах блеснули слёзы:
— Государь, меня ограбили и чуть не убили… Отняли застежку Императрицы… Ох, сил нет говорить, всё нутро ноет. Звери кровожадные!
Доктор протянул какую-то мутноватую жидкость. Рокентин, дрожа всем телом, медленно выпил, глубоко вздохнул и беспомощно откинулся на подушки. Слабым голосом выдохнул:
— На тот случай, ежели я преставлюсь, знайте, Государь, правду. Надо срочно устроить погоню за похитителями.
Государь ощетинил усы:
— Говори… Что случилось?
Рокентин перевел дыхание, сказал, с трудом шевеля губами:
— Сегодня утром, ещё не рассвело, только-только дождь кончился, ко мне на карете, запряженной четверней, приехал человек.
Сказал: «Светлейший князь Александр Данилович Меньшиков распорядился сей же час доставить ему застежку, кою вы делаете к коронации Их Величества Екатерины Алексеевны».
Я возразил: «Застежка почти готова. Лишь бриллианты, яхонты и изумруды, кои пошли на нее, стоят более трехсот тысяч. Я не могу такую ценность выносить без охраны…»
Человек требует: «Нет, вы пойдете! Это приказ светлейшего. Князь Меньшиков нынче же ждет вас в своем дворце на Васильеве ком острове. Он пожертвовал триста семьдесят девять камней, из коих только крупных бриллиантов шестьдесят один.
Вот сию застежку и желает зреть: все ли камни правильно употреблены?» — Рокентин с мольбой взглянул на Государя. — Кто, кроме светлейшего, может знать точное количество его камней? Никто! К тому же прибывший был в княжеской ливрее. Выглянул я в окно: выезд богатый, на передней левой лошади форейтор верхом…
— И что?
— Я оделся, взял в руки шкатулку с работой и сел в карету.
— Вензеля?
— Да, на дверце вензеля светлейшего. Все это уверило меня: посыльный не врёт. Карета тронулась…
Пётр давно нетерпеливо дергал ногой:
— Ну, ну, что дальше?
Рокентин глубоко-глубоко вздохнул, слёзы вновь выступили на его глазах.
— Карета быстро ехала, окна были зашторены. Незнакомец молчал. Мне, Государь, стало жутко. Я уже начал раскаиваться, что вышел из дому. Вдруг карета замедлила ход, остановилась и в дверцу быстро пролезли трое.
Государь округлил глаза:
— Какие ещё трое?
— В тёплых бархатных кафтанах, в каких обычно голландцы ходят, с трёх сторон завороченных чёрных шляпах и при шпагах. Парики длинные, космы на лица падали, толком не разглядеть. И карета вновь полетела, только на колдобинах подпрыгивала.
Тут я окончательно прозрел: со мной хотят сделать что-то лихое. Хотел шторку отодвинуть: где, мол, мы едем? Ан нет! Среди вошедших был один самый старый, ему годов под сорок. Как потом я выяснил, он хромой, на трость сильно опирается. Так сей хромой меня палкой по руке хватил, она сразу онемела.
— Покажи!
Рокентин задрал рукав исподней рубахи. Правая рука, чуть ниже локтя, вспухла, виднелся свежий синяк продолговатой формы.
— А потом что, говори скорее!
— Бросились на меня вдруг все четверо, ухватили, били и оскорбляли гораздо. Завопил я: «Помогите, убивают!» А злодеи пуще того бесятся. Нос лепешкой разбили, руда из него хлещет. И шкатулку вырвали, бриллианты стали разглядывать. Тут карета остановилась. Сдернули с меня издевательства ради кафтан и сапоги, выволокли на дорогу. Смотрю: кругом лес и ни души живой. Решил я, что час мой последний настал, творю молитву мысленную. Злодеи подтащили меня к ели, вервием накрепко привязали. А сами быстро поскакали прочь от города. А уж потом, через час или более, их сиятельство Федор Матвеевич меня из кареты заметили, ихний запяточный лакей отвязал и сюда па карете доставили.
Нежная любовь
Задумался Пётр: уж очень унизительно для него было такую ценность потерять. Посмотрел на Апраскина:
— Граф, пошли гонца к генерал-полицмейстеру Девиеру. Пусть именем моим скажет: по всем дорогам погоню устроить, караулам на заставах повальный обыск делать и на улицах арестовывает всех и каждого, кто по приметам подходит. И надо, чтоб светлейший со всей срочностью сюда прибыл.