Туманным утром четырнадцатого марта тысяча семьсот девятнадцатого года она оделась в белое бальное платье, с шелковыми темными лентами. Её отконвоировали на Троицкую площадь, возвели на эшафот. Тысячи людских глаз следили за ней со страхом и жалостью. Гамильтон давно и искренне раскаялась в своих преступлениях. Душа её теперь была чиста.
Пётр встретил её ласково, не ругал и не бранил, как это бывало с другими жертвами. Секретарь, обращаясь к толпе и шамкая черной дырой беззубого рта, выкрикивал:
— Девка Марья Гамильтон! Пётр Алексеевич, всея Великая и Малыя, и Белыя России Самодержец, указал на твои, Марья, вины, что ты жила блудно и была оттого брюхата трижды и двух ребятёнков из себя лекарством вытравила, а третьего родила, удавила и отбросила, в чем с розыском повинилась. За такое твоё душегубство надлежит тебя казнить смертью.
Затрепетала Гамильтон, упала на колени пред Государем:
— Хоть в монастырь на вечное покаяние, не лишайте токмо живота, Пётр Алексеевич, милостивец!
Государь со всяческой любезностью поднял с колен осужденную, долгим поцелуем приник к её устам, сказал печально:
— Без нарушения Божественных и государственных законов не могу, Марьюшка, спасти тебя от смерти. Итак, прими со смирением казнь. Бог простит тебя, помолись токмо с раскаянием и верою.
Гамильтон вновь опустилась на колени — теперь для молитв. Пётр тайком дал знак палачу. Сверкнул топор — голова, обагряя доски, со стуком покатилась по помосту.
Штелин закончил рассказ. У женщин по щекам текли слёзы. Екатерина Великая осенила себя крестным знамением:
— Хвала Господу, смертную казнь я отменила… И, пусть эти головы закопают в землю. Они заслужили покой, да и на спирт расходоваться не разумно.
Дашкова поспешила добавить:
— Это вельми жуткая и трогательная история. Ежели Государыня не возражает, про вторую голову, находящуюся в сей банке, вы, Яков Яковлевич, поведаете нам как-нибудь в другой раз.
Эпилог
Почтенный академик пожалел чувства высоких дам и не рассказал того, что последовало после усекновения головы леди. Пётр взял голову в руки, осторожно, дабы не залить кровью дорогой кафтан немецкой работы, с чувством поцеловал мёртвые губы.
И тут же, словно ничего не произошло особенного, повернув голову к угрюмо молчавшей толпе, произнёс:
— Всякий здравый человек — и благородий, и подлого званья — должен любой случай использовать для своего научения, должен иметь понятие о своем организме. Чтобы вы могли удовлетворить сие любопытство, зрите сюда! Вот разверстая широкая трубка — это трахея, обаче говоря — горло для дыхания. Переднюю часть его составляют полукружные хрящевые кольца. Промеж себя они крепко соединены упругой перепонкой, которая составляет заднюю часть горла — вот тут, видите? A сие есть позвоночный канал, внутри коего, — вот, пальцем ковырнул я, — спинной мозг. А вот эти трубочки, откуда руда капает, — сонные боевые жилы. Фу, на сапог кровь попала! Офицер, вытри! А вот шейные мышцы, про которые объяснять нынче недосуг, как-нибудь в другой раз.
Государь поехал трапезовать. Очень захотелось вина принять.
Штелин о содержимом другой банки не рассказал: вскоре он серьёзно занедужил и в феврале следующего, 1769 года преставился.
Но мыто знаем, что в другой банке находилась голова казнённого за два месяца до смерти Петра красавца Виллима Монса. Об этой истории, где тугим клубком переплелись судьбы самого Петра и его ближних, вам ещё предстоит прочитать в нашей книге.
СТРЕЛЫ АМУРА
Елене, Екатерине и Ольге Лавровым
Над Петербургом тяжело занималось утро. К Троицкой площади — против Сената — тянулись любопытные до кровавых зрелищ.
На плахе лежал, отсвечивая широкой гранью, большой топор. Здесь же торчал вытесанный из толстого бревна кол с остро отточенной верхушкой. Поскрипывая новыми сапогами, по эшафоту прохаживался низкорослый и короткорукий человек с повязкой на нижней части лица — палач.
Ударили барабаны. В сопровождении конвоя показался рослый белокурый человек. Вопреки страданиям, облик его все ещё сохранял красоту.
Календарь показывал 6 ноября 1724 года. Нынешняя кровавая трагедия свое начало брала без малого три десятка лет назад, когда юный Пётр познакомился с девицей, навсегда поразившей его сердце.