Василий Григорьевич Авсеенко
На елкѣ
Большая гостиная освѣщена такъ ярко, что даже попахиваетъ керосиномъ. Розовыя, голубыя и зеленыя восковыя свѣчи, догорая на елкѣ, отдаютъ легкимъ чадомъ. Все, что висѣло на пушистыхъ нижнихъ вѣтвяхъ, уже оборвано. На верхушкѣ качаются, между крымскими яблоками и мандаринами, два барабанщика и копилка въ видѣ головы веселаго нѣмца.
– Роза Ѳедоровна, достаньте копилку, это для меня! – возбужденно проситъ раскраснѣвшаяся дѣвочка.
– А мнѣ достаньте барабанщиковъ, я заставлю ихъ сейчасъ барабанить, – пристаетъ мальчикъ, въ нетерпѣніи топая ножками.
Роза Ѳедоровна, бонна нѣмецкаго происхожденія, но уже отлично выучившаяся по-русски, тянется за подарками, но никакъ не можетъ достать. Она боится слишкомъ вытянуть руки, потому что лифъ ея новенькаго платья сдѣланъ совсѣмъ въ обтяжку, и того и гляди – гдѣ-нибудь лопнетъ. Упругая грудь ея усиленно дышетъ, на глуповато-хорошенькомъ лицѣ выражаются досада и смѣхъ.
– И зачѣмъ такъ высоко, фуй! – протестуетъ она.
Въ эту минуту къ ней подскакиваетъ высокій молодой человѣкъ въ юнкерской формѣ, съ темно-сѣрымъ лицомъ, свѣтлыми усиками и совершенно бѣлымъ лбомъ, на которомъ предательски сѣлъ крупный прыщикъ.
– Позвольте, мамзель Роза, я сейчасъ достану… – предлагаетъ онъ, и мигомъ снимаетъ съ елки барабанщиковъ и голову нѣмца. При этомъ рука его какъ-то ловко скользитъ по обнаженной до локтя рукѣ Розы, а каріе глаза что-то говорятъ, впиваясь въ голубые глазки нѣмки.
Мальчуганъ уже вертитъ проволочной ручкой, заставляя деревянныхъ барабанщиковъ выбивать какой-то несуществующій маршъ. Дѣвочка съ изумленіемъ разсматриваетъ нѣмецкую голову съ прорезаннымъ на самой плѣши отверстіемъ для опусканія монетъ. Юнкеръ, между тѣмъ, сорвалъ съ елки самое большое красное яблоко, и держитъ его, немножко приподнявъ, передъ Розой.
– Какъ я хотѣлъ бы быть Парисомъ! – говоритъ онъ, продолжая играть глазами.
– Какимъ Парисомъ? – спрашиваетъ та.
– Миѳологическимъ Парисомъ, изъ «Прекрасной Елены».
– Ахъ, что вы говорите, я этого ничего не знаю; фуй, какъ это можно!
– Но вы должны знать миѳологію, ее преподаютъ въ школахъ. Споръ трехъ богинь, рѣшенный Парисомъ; развѣ вы этого не знаете?
– Фуй, какъ это можно! И что же вы сдѣлали-бы, если-бъ были Парисомъ?
– Я поднесъ-бы вамъ это яблоко… Вотъ-съ, извольте.
Нѣмка, краснѣя, протянула пухлую бѣлую ручку.
– Развѣ я похожа на Венеру? – отозвалась она, улыбаясь не только губами, но и ямочками по угламъ рта.
– А-га, значитъ миѳологію-то вы знаете! – поймалъ ее юнкеръ. – Но теперь берегитесь, вы взяли яблоко…
– А что-же это значитъ?
– Это значитъ, что вы должны завтра взять отпускъ, и мы съ вами встрѣтимся въ Гостиномъ дворѣ.
– Фуй, какъ это можно!
– Почему-же нельзя? Мы погуляемъ, проведемъ время…
– Дѣти, дѣти, гдѣ-же вы всѣ? отчего вы не возитесь? – вдругъ закричалъ, выходя изъ кабинета, хозяинъ дома, господинъ лѣтъ сорока пяти, благообразно-скучной наружности, которой онъ тщетно старался придать для настоящаго случая веселый видъ. – Что вы тамъ дѣлаете? Игрушки разсматриваете? Успѣете потомъ, послѣ; а теперь извольте рѣзвиться, бѣсноваться – это вашъ праздникъ, вашъ, понимаете! Роза Ѳедоровна, заставьте ихъ танцовать. Мамаша сыграетъ вамъ кадриль. Гдѣ мамаша? Nadine, гдѣ ты?
Портьера, отдѣлявшая гостиную отъ будуара, раздвинулась, и изъ-за нея появилась дама интересной наружности, лѣтъ тридцати, брюнетка, не очень полная, но и не худощавая, съ красивымъ разрѣзомъ глазъ, прямымъ короткимъ носикомъ и густымъ пушкомъ надъ верхней губой. Она улыбнулась мужу очевидно дѣланной улыбкой, отстранила снисходительнымъ движеніемъ руки бросившуюся къ ней дѣвочку, провела пальцами по локончикамъ другой дѣвочки, обняла за шею мальчика въ матросской курткѣ, и неспѣшною, лѣнивою походкой подошла къ роялю.
– Ну, дѣти, будете кадриль танцовать? – обратилась она ко всей маленькой публикѣ. – Я начинаю.
Благообразно-скучный господинъ все больше напускалъ на себя, между тѣмъ, самой необычайной веселости. Онъ притопывалъ ногами, накланялся къ каждому изъ дѣтей, при чемъ фалды его длиннаго сюртука какъ-то странно обвисали, напоминая намокшіе паруса, подставлялъ стулья, и замѣтивъ, что его партнеры тоже выползли изъ кабинета, съ преувеличенною настойчивостью убѣждалъ ихъ танцовать.
– Дѣти, семья – это моя жизнь! – повторялъ онъ поминутно. – Сегодня ихъ праздникъ. Ну, дѣтки, бѣснуйтесь, рѣзвитесь! Шурка, хочешь быть моей дамой?
– Хочу, папа… – отвѣтила дѣвочка, но такимъ тономъ, который явно противоречилъ ея словамъ.
– Ну, что-же? Когда вы начнете? – нетерпѣливо отозвалась изъ-за рояля хозяйка дома.