И вдруг я не столько вспомнил, сколько инстинктивно почувствовал, что у меня в руках нет моей папки!
И, не сказав никому ни слова, я немедленно бросился в обратную сторону. «Что же мне делать? — думал я. — Папку я скорей всего позабыл на столе. А там ее уже кто-нибудь подхватил. Конечно, подхватил. Разве могла она уцелеть, если в ней такая уйма денег?.. Вот так штука!.. Как же я теперь отчитаюсь перед совнархозом?.. Ведь не поверят, что деньги у меня украли».
С этими тревожными, жгучими мыслями я бежал, забыв не только о яблоках, но и обо всем на свете.
С замиранием сердца — в полном смысле этого слова — распахнул я двери и чуть не закричал от радости, увидев, что папка лежит на том же самом месте, где я ее оставил. Хотя в буфете за время моего отсутствия перебывало много людей, никого не заинтересовала старая, обшарпанная, потрепанная папка, завязанная грязными тесемками.
И счастье мое, что была она именно такой неприглядной, непривлекательной. Иначе не избежать бы мне очень больших неприятностей.
В конце концов оказалось, что поездка моя в Москву не была напрасной: недели через три я все же получил из Главбума сто пятьдесят пудов долгожданной бумаги. И газета стала выходить снова.
КОМАНДИРОВКА В АРНИШИЦКУЮ ВОЛОСТЬ
Кроме газеты, у меня были и другие дела, дела хотя и не каждодневные, но все же отнимавшие много времени.
Я довольно часто — то в одиночку, то в составе какой-либо группы — ездил в деревню, точнее, не ездил, а ходил пешком, потому что ездить было не на чем. Тогда проводилось много всевозможных кампаний, и я принимал участие почти в каждой из них. Проводилась, например (и не один раз), «Неделя помощи фронту». Смысл ее заключался главным образом в том, чтобы собрать для бойцов Красной Армии как можно больше носильных вещей — лучше всего теплых. Ездил я в одну из волостей для проведения «Дня помощи детям». Участвовал в работе комиссий, которые время от времени создавались по тому или иному поводу. Было и многое другое.
А незадолго до поездки в Москву за бумагой меня во главе группы из трех человек послали в командировку в Арнишицкую волость.
Вряд ли стоит еще раз повторять, что шла гражданская война, что Советская Россия находилась в огненном кольце, которое сжималось все больше и больше. Красная Армия героически сражалась как с внутренней контрреволюцией, так и с бесчисленными иностранными интервентами, ставившими своей целью задушить молодую Республику Советов, поработить ее народы. И Красной Армии ежедневно, ежечасно нужны были все новые и новые силы, новые подкрепления.
Между тем почти во всех деревнях уезда преспокойно жили военнообязанные: одни из них дезертировали из армии, а другие не явились в военкомат, который должен был направить их в армию.
В нашу задачу входило описать имущество (главным образом скот: лошадей, коров, овец, свиней), принадлежащее семьям дезертиров, и предупредить эти семьи, что если в течение определенного срока дезертиры не явятся в военкомат, то имущество будет конфисковано.
Поручение, данное нашей тройке, как, впрочем, и остальным аналогичным тройкам, отправившимся в другие волости, было не только не легким, но и небезопасным: дезертиры могли сделать с нами что угодно.
Однако же мы отправились. Кроме меня, в тройку входили два моих ровесника: Жорж Селезнев (именно так звали его все, хотя настоящее его имя — Егор) и Николай Лопатин. Оба служили в запасном полку, стоявшем в Ельне: Жорж — по писарской части, а Николай — по культурно-просветительной.
До станции Павлиново мы доехали на поезде, а там верст двадцать — двадцать пять предстояло преодолеть пешком.
Спрашивать дорогу до села Арнишицы совсем не требовалось: ее показывали телефонные столбы, начинавшиеся в Павлинове и через Арнишицы доходившие до деревни Купавня, Арнишицкой волости.
Еще до начала первой мировой войны, когда телефона не было даже в уездном центре, а в деревне вообще не знали, что это за штука такая, телефонную линию Павлиново — Купавня соорудил на свои средства и для своих собственных нужд некий Саарек — мельник и владелец предприятия, вырабатывавшего мельничные жернова. Предприятие это (или, может статься, его филиал) находилось в Павлинове, и называлось оно «Трансвааль». Сам же Саарек жил в Купавне, где у него была водяная мельница. Для повседневной связи со станцией Павлиново Саарек и построил специальную телефонную линию.
Именно об этом Саареке писатель Константин Александрович Федин написал в двадцатых годах свою знаменитую повесть «Трансвааль».