Но именно от этой второй березы оказалась видна третья, а от третьей — четвертая. Слегка изгибавшаяся дорожка наверх уже начинала угадываться, но, чтобы не рисковать, снова уйти не туда, они, точно рисуя по пронумерованным точкам, честно двинулись от дерева к дереву и не изменили пути, даже когда казалось, что тут имеется очевидный обман, чтобы увести чужаков в другую сторону: вот же путь наверх, а не к сосне в такую низину, но от сосны стал виден столбик из камней, залитый сверху синим, похожий из-за этого на такое грубое пирожное в глазури, сбоку же от столбика угадывалась засыпанная желтыми иглами большая металлическая банка.
У того, кто отмечал маршрут, имелась еще краска, чтобы вести любого, кто захочет все выше и выше. И вот Пауль, Никита, Вика шли от метки к метке, пока не нашлось впереди ни одного дерева, ни одного камня, где была бы краска, зато была поляна, утыканная березками, усыпанная листьями, на краю которой стояла крашенная белым стела, а рядом с ней две елки. Было странно видеть стелу и две елки так близко.
От памятной таблички на стеле виден был только зеленый от окиси уголок, все остальное закрыто было несколькими слоями извести и краски. Сухая елка отсюда казалась уже не такой огромной. Оглядев ствол от слегка поеденного жуками основания до раздвоенной верхушки, Никита представил, насколько легко будет пробраться между крупными нижними ветками до середины, а там и всего-то где-то три его роста, как по лестнице, проползти — и всё. Никита сам не заметил, как был уже на высоте двух метров. Неторопливое карабканье по гладким, в редких шершавых муфтах коры, ветвям, отросшим по спирали, завело Никиту на ту сторону ели, что глядела на поселок. Там была привинчена к дереву толстая металлическая пластина, в которой были выдавлены буквы: «На этом месте в 1904–1908 годах проводились тайные собрания подпольной большевистской ячейки». «Ну, о’кей» — равнодушно подумал Никита и полез дальше. На половине пути выяснилось, что ветерка, чахлого на земле, хватает для того, чтобы довольно заметно раскачивать дерево из стороны в сторону, а ветки, с виду такие прочные и чуть ли не выстроенные в таком порядке, чтобы удобно было упражняться в лазанье, оказались неожиданно скользкими, слишком частыми, чтобы на всякий случай держаться поближе к стволу, щетинились этакими кольями и колышками, усмиряя почти кавалерийский порыв Никиты. Заметив характерный сук, на котором, одном на все дерево, торчали еще отростки, покрытые остатками сухой хвои, Никита спустился вниз и с разочарованием увидел, что храбрости ему хватило не на слишком большую высоту, даже на треть он не поднялся, а это были от силы две те гимнастические лесенки, по каким уверенно лазали даже дошкольники.
Ни Пауль, ни Вика не собирались соревноваться с Никитой, потому что елка не завела в них азарта, а Никите ее верхушка, шевелящаяся между одним облаком и другим, снилась две ночи и после, когда он просыпался три утра подряд вместе с отцом и по сумрачной, холодной утренней тропинке один добирался до елки и лез вверх, но так и не поднялся выше ветки с хвоей.
На четвертое утро ждал его возле реки черный человек. «Докуда добрался?» — спросил он Никиту. «Чуть выше таблички» — ответил Никита. Человек понимающе покивал. «Возьми пилу» — сказал черный человек и протянул Никите небольшую пилку, рыжую, как хвоя, но это не сильно помогло сначала, потому что древолазанье и с двумя свободными руками продвигалось не очень, а с одной пошло даже хуже — уже на уровне табурета отпуская одну ветку, на миг зависая, чтобы перехватить следующую, Никита скользнул кроссовкой, промахнулся пальцами, упал и лежал какое-то время среди иголок и черных шишек, слушал, как звенит в расслабленной ладони металлическое зубастое лезвие.
Каждый раз возвращаясь в поселок, Никита с удовольствием включался в игру Пауля и Вики. Они вытаскивали камни из реки и пытались построить крепость. Эта идея возникла у них, когда, шарахаясь по поселку и маясь от безделья, отыскали в канаве дырявую металлическую печку на ножках, это был теперь центр крепости. В печке постоянно поддерживался огонь, дым валил во все стороны, но четыре шаткие стены неплохо укрывали от ветра, шедшего то от воды, то с горы, а разогретый металл распространял вокруг тепло более уютное, чем в гостинице, потому что это было тепло, сделанное отчасти своими руками.
И все же бесполезно было прятаться все время. Когда Никита догадался уложить в рюкзак пилу и пластиковую бутылку с водой (вдруг захочется пить и по дороге, и по дороге до вершины), собрался очередным утром по-тихому уйти и вернуться, уже сидел возле крыльца Пауль и показывал горизонтально развернутый экран телефона, на котором было: «Куда? Я тоже».