Тогда он просто просидел возле гостиницы, тупо глядя в одну точку, потому что впрыснутый в кровь адреналин все гулял и гулял кругами по обеим его каруселям кровообращения, не давая ожить и снова стать веселым и спокойным, а когда все утихло внутри до спокойствия и возможности глядеть по сторонам, Никита стал отвечать на телефонные реплики, а потом пошел и лег спать, и по-прежнему он не смог выключить свет: страх темноты был все еще при нем.
Много времени спустя, когда все они уже выросли и даже отчасти забыли, как познакомились, возникла переписка, в которой Пауль признался, что для него эти недели были вроде сказки братьев Гримм. Вот был герой, который попал в волшебную страну, познакомился с феей, а она привела его через реку к волшебному камню, который нужно было расколоть, чтобы получить сокровище. Пока герой раскалывал камень, познакомился еще с одним персонажем, который хотел компании. Вот эта вот фраза: «И решили они жить вместе», она ведь точно передает все это желание дружбы в незнакомом краю. Было там и чудовище, которому они помогали, чтобы убрать проклятие, оно пришло и дало им воды и дров, показало дорогу, пилу подарило, имелся даже аналог бобового стебля, по которому можно было добраться до страны великанов.
И если верить пересказам Никиты о том чувстве, что прошло сквозь него на верхушке ели, — страну великанов он если и не посетил, то одним глазком заглянул. Можно сказать даже, что несколько секунд сам Никита являлся великаном, потому что выше него в тот момент в поселке и окрестностях не было никого. Да и в целом Никита был тем летом из разряда сказочных персонажей, которые говорят: «Давай дружить, я тебе еще пригожусь» и действительно проворачивают кучу всяких полезных дел — и никакая опасность их не берет — на них не падают ни треснувший камень, ни трухлявая стена, их не кусает бешеный барсук, не берет никакая болячка.
Для Вики, по ее словам, все было вроде театра пантомимы с субтитрами или заранее прочитанным либретто, причем к концу второй недели пантомима вдруг стала понятна как-то сама собой, мальчики сами не заметили, как научились включать больше мимики и движений в свои разговоры. С высоты прожитых лет, хотя это была не такая еще большая высота, она видела все эти приключения как спектакль в трех действиях, в первом действии все происходило возле трактора, во втором — на реке, в третьем — на утесе. Себя она вообще не помнила в этой постановке, в память ей запали два таких похожих друг на друга актера, все более разыгрывающихся к финалу, и до сих пор она видела их такими, как тогда, просто запрятанными в рост и щетину.
«А у тебя как?» — поинтересовалась Вика.
«Для отца, когда я ему уже во время учебы в институте рассказал, как все было, это триллер оказался. Он сказал, что если бы сразу знал, что мы творили, то просто умер бы еще там, где мы с местным мужчиной познакомились и в гости к нему, можно сказать, захаживали. А для меня, чем дальше, тем больше похоже на фильм, где смотрю со стороны, даже не из первого ряда, а так, эпизод выхватываю из трейлера, а там, хоба-на, ворона, скачущая по краю крыши, скалящийся барсук, падающая ель, Слендермэн такой возле детей трется».
«Надо сына к вам свозить, — написал Пауль. — Если жена не ляжет костьми».
«Не ляжет, — ответила Вика. — Там теперь даже бургер-кинг есть, все в муравейниках этих наших стеклянных, и даже непонятно, где там что стояло раньше, даже скалу срыли подчистую».