Протяжно и тревожно завывали сирены в городе, им отозвались наши корабли: группа горбоносых «Ю-88» быстро приближается. С набережной все бегут на корабли и в укрытие. Но какие у нас тогда были убежища! На берегу в грунте выкопана траншея, в нее вниз ведут несколько ступенек. Но грунт в этом месте оказался песчаный, потолок еле держится, и при взрывах струи песка сыплются на голову. Поэтому мы предпочитали укрываться в открытых щелях. Отсюда хорошо видно, как заходит первая «девятка» самолетов. Они надвигаются все больше и больше, затем валятся на крыло и сыплют черные бомбы.
В первый момент их отлично видно: набирая скорость в падении, они несутся, кажется, прямо на наши головы. Втягиваешь голову в плечи, ждешь. Пронзительный свист, взрыв-толчок, горячая волна воздуха и шипящие осколки. Взрывы следуют один за другим, градом падают камни. А следующая «девятка» уже на подходе. Неотвратимо, как во сне, в кошмаре, идут и идут самолеты.
Стреляют с кораблей и катеров, с береговых пулеметных установок, грохот, треск и взрывы потрясают воздух и землю, и все сливается в какой-то словно подземный гул.
Так продолжалось в течение часа. И все-таки большого ущерба этот налет не причинил. БТЩ «Взрыватель» получил надводные пробоины, да поврежден был сторожевой катер № 0140. Но эта бомбежка заставила нас тщательней рассредоточивать, укрывать корабли и строить более солидные убежища.
Особенно тяжело было на сухопутном фронте. Наступили по существу критические дни для Севастополя. Все людские резервы, способные воевать на суше, были брошены на передовую. Больше никого нельзя было послать. Разрозненные части Приморской армии еще с боями пробивались через горы к Севастополю. [86]
А немцы стремились с ходу захватить черноморскую крепость. Из документов, найденных у пленных, было установлено, что Гитлер приказал овладеть Севастополем к 1 ноября.
7 ноября я дежурил по штабу соединения. День был напряженный и очень насыщен событиями. Фашисты продолжали рваться к городу, шли ожесточенные бои. Поздно вечером мне позвонил по телефону инструктор политотдела С. И. Аверчук. Это был, пожалуй, самый молодой и энергичный из политработников соединения. Человек с большим чувством достоинства и такта. Его мы знали больше других, так как часто он выходил на боевые операции на кораблях в море, интересовался работой штаба.
Аверчук рассказал, что в Москве был парад на Красной площади, на торжественном заседании выступил Сталин. Значит, Москва живет!
В этот день была получена телеграмма Верховного Главнокомандования: «Севастополь не сдавать ни в коем случае и оборонять его всеми силами». Решением Ставки был создан высший орган обороны - Севастопольский оборонительный район, или сокращенно СОР, во главе с командующим Черноморским флотом вице-адмиралом Ф. С. Октябрьским и членом Военного совета Н. М. Кулаковым.
А еще через несколько дней у нас на КП побывал начальник политотдела Бобков. Он всегда был в отличном настроении, даже в самые трудные для Севастополя минуты был полон оптимизма и вселял дух уверенности в других. У него было открытое лицо и располагающая улыбка.
Бобков рассказал офицерам о героическом подвиге моряков-черноморцев.
7 ноября утром группа боевого охранения из пяти моряков 18-го батальона морской пехоты заняла позиции на высоте у деревни Дуванкой. И когда показались на дороге семь фашистских танков, они вступили в бой. Три танка уничтожили, остальные повернули вспять. Потом появилось еще пятнадцать танков. В неравном бою несколько машин было подбито, а когда кончились бутылки с горючей смесью, моряки бросились с последними гранатами под танки. Ни один не прошел, но и все пять героев-моряков погибли. Они отдали жизнь, но не пропустили врага.
И мне вспомнились звонкие, как медь корабельной рынды, слова поэта еще времен гражданской войны:
Орлиное племя, матросы, матросы,
Вам - песнь огневая рубиновых слов. [87]
Врагам не прощали вы кровь и обиды
И знамя борьбы поднимали не раз.
Балтийские воды и берег Тавриды
Готовят потомкам пленительный сказ!
Я хорошо знал места, где шли ожесточенные бои, где погибли теперь политрук Фильченков и его товарищи - матросы Цыбулько, Паршин, Красносельский и Одинцов. В плодородной долине вдоль торопливой речки Бельбек тянулось большое селение Дуванкой. До войны, возвращаясь из Симферополя, мы часто проезжали здесь на машине. С крутой горы над селом можно было увидеть полоску синего моря и мачты далеких кораблей.
А в широкой долине зеленели большие фруктовые сады. И справа на крутых высотах, где стояли сейчас насмерть черноморские матросы, цвели в великом множестве белые пахучие ромашки. Словно снежный огромный ковер, подступали ромашки к дороге. А ныне цветут там на склоне гор красные, красные маки.
Отлично дралась флотская авиация. Самолеты-штурмовики майора Губрия уничтожали фашистов на переднем крае, а те не выдерживали их натиска. Здорово дрались истребители. Эскадрилья капитана Аксенова сбила двадцать семь самолетов противника. В этой эскадрилье каждый летчик имел на своем боевом счету по нескольку сбитых самолетов. А летчики Рыжов, Савва, Карасев и Иванов проявили высшее мужество: они таранили самолеты фашистов. Причем Яков Иванов сделал это дважды. Ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Нашим катерам-охотникам и самолетам, оборонявшим Севастополь, частенько приходилось выручать друг друга. Катера тралили на фарватерах, днем и ночью несли дозоры, искали подводные лодки, конвоировали транспорты. Основным их противником по-прежнему оставалась фашистская авиация. Самолеты дерзко нападали на тральщики и катера-охотники, а они не имели сильной зенитной артиллерии. Часто на помощь катерам-охотникам поднимались с аэродрома наши истребители.
…Самолетов в осажденном Севастополе было не так много, и каждый из них дрался за десятерых. Так было и на этот раз. Зимнее солнце только выбралось из-за окружающих Севастополь гор, когда над базой появился фашистский самолет-разведчик. Он шел на большой высоте, и огонь зенитных батарей не мог достать его. В Севастопольской бухте стояли в это время прибывшие ночью транспорты и боевые корабли. В воздухе патрулировали [88] два советских истребителя. Ведущий старший лейтенант Семен Карасев, обнаружив вражеский самолет, производивший разведку и фотосъемку, пошел на сближение.
Увидев наш истребитель, «юнкерс» хотел улизнуть, но Карасев пошел наперехват и навязал ему бой. На «юнкерсе» сидел, видимо, опытный летчик, он умело маневрировал, и поединок затянулся. Три раза выходил в атаку Карасев, на четвертом заходе он нажал до отказа гашетку, но выстрелов не последовало. Весь боезапас был расстрелян, на исходе был и бензин, так как Карасев с рассвета патрулировал над базой. А враг, словно понимая это, вел бой, увлекая самолет Карасева все дальше в море. «Уйдет! Со всеми данными уйдет», - думал Карасев.
Он чувствовал, что это опытный разведчик, упускать его нельзя, и решил идти на таран. Карасев зашел фашистскому «юнкерсу» в хвост. Тот дал полный газ.
- Врешь, не уйдешь! - крикнул, не слыша самого себя. Карасев и, выжав всю скорость из своего «яка», ударил бешено вращающимся пропеллером по хвосту «юнкерса».
Замечательный «як», десятки раз пробитый и израненный, задрожал, Карасев успел увидеть, как опрокинулся куцый «юнкерс», как, блеснув на солнце, раскрылись три парашюта. За спиной Карасева был Севастополь. Он хотел дотянуть до своего аэродрома. Но самолет било и трясло, как в лихорадке, сваливало в крутой штопор. Блеснула зеленая вода, освещенная солнцем, стеной приближаясь к самолету. Потом Карасев почувствовал толчок, словно самолет развалился, и его с силой выбросило из кабины. Карасев резко дернул кольцо, но парашют почему-то не раскрылся. Засвистел ветер в ушах, тело закружило в воздушном потоке. Карасев падал с высоты шесть тысяч метров. У него хватило самообладания рвануть запасное кольцо - на этот раз парашют раскрылся. Карасева сильно встряхнуло, и он закачался над куполом. Под ним была бесконечная равнина моря, а рядом на востоке лежала крымская родная земля и аэродром Кача (сейчас захваченный немцами), куда впервые пришел служить светлоглазый, улыбчивый юноша Семен Карасев.