На берегу, в рано наступивших сумерках, морская пехота продолжала отчаянно сражаться. Десанту помогали местные жители, мужчины добровольно входили в боевые отряды, а женщины оказывали медицинскую помощь.
Враг к этому времени ввел в бой новые, свежие части. Немецкое командование было чрезвычайно встревожено, оно снимало войска с других участков. Фон Манштейн вывел из-под Севастополя и направил ускоренным маршем к месту высадки 105-й пехотный полк, разведывательный и саперный батальоны и несколько батарей.
Положение фашистов оставалось серьезным. Инициатива по-прежнему принадлежала десантникам. И если бы в это время были высажены подкрепления, то наши войска захватили бы всю Евпаторию. Но, как бывает иногда на войне, произошли совершенно непредвиденные события. Погода на море во второй половине дня резко ухудшилась. Шторм, едва утихнувший накануне, забушевал вновь. Ветер с мокрым снегом и дождем достигал десяти баллов. Ни один катер-охотник не смог, несмотря на неоднократные попытки, подойти к пристани.
На сушу шли беспрерывными перекатами огромные волны. Они заливали берег и перехлестывали через пристань. Катера-охотники расстреляли почти весь боезапас, горючего оставалось только на переход в базу. Охраняя поврежденный буксир «СП-14», на котором осколком бомбы был убит капитан буксира И. М. Сапега, катера-охотники с наступлением темноты возвратились в Севастополь.
В катер- охотник № 041 попала авиационная бомба. Она угодила в мостик, пробила деревянный корпус и не взорвалась. Но на мостике был убит командир катера-охотника лейтенант Илья Чулков и комендор носового орудия Орловский. Личный состав проявил мужество и умение и в этой тяжелой обстановке. Рулевой Аппалонов и радист Левко были ранены, но не оставили свой пост. В командование вступил младший лейтенант Капинос, он и привел катер № 041 своим ходом в Севастополь.
Только два катера остались ночью вместе с БТЩ «Взрыватель» на евпаторийском рейде: катера №° 081 и 024.
Всю надежду оставшиеся на берегу десантники возлагали теперь на тральщик «Взрыватель». Это был корабль с хорошим артиллерийским вооружением и сильными двигателями. [145]
Приближался вечер. Хмурое небо низко висело над морем, берег скрывался в тумане, казалось, авиация уже прекратила свои налеты, когда зоркие глаза сигнальщика вдруг снова обнаружили вражеские самолеты. Они шли звеньями с разных направлений на небольшой высоте и приближались к тральщику «Взрыватель».
Две бомбы разорвались вблизи корабля. Осколками быт выведен из строя орудийный расчет кормовой пушки, на мостике смертельно ранен дивизонный штурман Марковчин. Сигнальщики на руках снесли его в каюту. На мостике остался молодой штурман корабля Усков. Взрывом корму подбросило вверх. Удар по корпусу был настолько сильным, что стальные листы на корме разошлись. Кормовая пушка, вырванная из железной палубы, слетела за борт, рулевое управление вышло из строя; гребные валы погнулись. В машинный отсек хлынула вода, и дизели остановились.
Это было самое тяжелое, что могло постигнуть корабль. Тральщик превратился в неподвижную мишень. Немецкие самолеты могли добить его, но он успешно отражал все налеты.
А моряки все еще надеялись, что скоро из Севастополя придет помощь.
- Держись, Виктор! - сказал Трясцину комиссар Бойко. - Если корабли не успеют прийти и взять нас на буксир, высадимся на берег и будем драться на суше!
Налеты фашистской авиации продолжались. Беспрерывно и резко били зенитные пушки, и вместе с железной палубой корабля дрожали крупнокалиберные пулеметы. Все больше старшин и матросов выбывало из строя, но все исправные пушки и пулеметы не переставая вели огонь. Ветер, как частенько бывает у западных берегов Крыма, к вечеру стал еще сильнее. Штормовые волны били корабль, срывая его с якорей. Грунт был песчаный, якоря поползли, и тральщик начало сносить к берегу, занятому противником.
Это видели сражавшиеся на берегу десантники. Впереди у них был противник, позади бушующее море. Корабль, который должен был снять их с этого берега, сам нуждался в немедленной помощи. Морские пехотинцы, ведя непрерывный огонь, теперь уже с трудом сдерживали фашистов.
Так они могли продержаться сравнительно долго, но смогут ли корабли, идущие на помощь из Севастополя, подойти к берегу или пристаням? Бухта была открытой и [146] не имела ни гавани, ни волнолома, а шторм все больше разъярялся. Волны достигали уже высоты двухэтажного дома. Они с пушечными выстрелами били о берег и белой пеной растекались по земле.
Командир десанта Бузинов решил вырваться из окружения, пробиться на окраину города и оттуда идти к каменоломням и, возможно, на соединение с партизанами.
Сосредоточив все силы на одном направлении, моряки внезапным ударом прорвали полукольцо окружения и с боями вышли на окраину города. Отход прикрывала группа матросов-автоматчиков с комиссаром Палием во главе.
Прорыв был удачен, как вдруг из окраинного переулка выскочил немецкий грузовик с двумя пулеметами. Комиссар Палий бросил в кузов гранату, но тут же упал, сраженный пулей.
Было уже совершенно темно, когда морские пехотинцы, выбрались из города. А немцы неистовствовали: на набережной и в городе трещали очереди автоматов, непрестанно взлетали в небо осветительные ракеты. В темноте немецкие части обстреливали и преследовали друг друга. Они искали десантников на шоссе, ведущем к Севастополю, а моряки без единого выстрела, неся на руках тяжелораненых, уходили к Богайским каменоломням.
А на тральщике «Взрыватель» Бойко собрал оставшихся в живых офицеров и всех коммунистов корабля.
- Скоро должны подойти на помощь корабли из Севастополя, - сказал он, - но если они не поспеют и тральщик на штормовой волне будет выброшен на берег, то корабль взорвем, а сами пойдем по суше на соединение с Севастопольским гарнизоном или прорвемся в горы к партизанам. А сейчас будем драться до тех пор, пока не уйдет из-под ног палуба!
Командир корабля капитан-лейтенант Трясцин с горечью смотрел на неумолимо приближающийся берег, на то, как уже не белые, а серо-грязные пенистые волны, высоко взлетая, выскакивали на песок и торопливо откатывались назад. А берег, насколько мог охватить глаз, казался безлюдным: песок и песок, ни дерева, ни куста, только насыпь разрушенной железной дороги да несколько поваленных телеграфных столбов с оборванными проводами.
«Куда и зачем я буду уходить с корабля? - думал Трясцин. - Командир не может оставить свой корабль. Корабельный устав говорит, что в случае аварии командир обязан принять все меры к спасению его и, только убедившись [147] в невозможности этого, приступает к спасению экипажа и ценного имущества. Во всех случаях командир покидает корабль последним. Тем более нельзя оставлять его противнику».
Снова начались ожесточенные налеты вражеской авиации. Вышла из строя еще одна зенитная пушка. Теперь уже и самое крупное орудие корабля «сотка», задрав кверху длинный ствол, стреляло по самолетам. Бомбы ложились совсем близко, и осколки косили людей, мостик был изуродован, надстройки и мачты разрушены, а корабль все ближе и ближе прибивало к берегу. Командир приказал собрать оружие, взять продовольствие и всем сойти на берег. Сам же с двумя минерами решил взорвать корабль и прикрывать отход отряда.
Резкий удар корпуса о песок, и набежавшая волна подбросила и развернула корабль лагом к берегу. Он повалился, как тяжелораненый боец, который не хочет умирать, хотя и не может больше жить.
Волны то уходили далеко в море, обнажая разбитую корму, крашенную суриком, с наростами зеленых водорослей и ракушек, то опять бежали к берегу, перехлестывая через борт, смывая с корабля кровь, обломки дерева и рваную парусину.
Матросы сбросили уже на берег сходню, когда казавшийся до этого безлюдным берег ожил. Из-за железнодорожной насыпи выскочила самоходка, как пневматические молотки, застучали по стальному корпусу корабля пули крупнокалиберных пулеметов замаскированного дота. Но тральщик не отвечал. Лишь у иллюминаторов и люков стояли матросы с автоматами и ручными гранатами наготове. Командир корабля выжидал. Состязаться с противником было невозможно: единственная уцелевшая стомиллиметровая корабельная пушка лежала, уткнувшись стволом в песок.