И севастопольский трамвай с белым тентом беспомощно стоит с обрывками проводов среди разбитых домов и развороченных мостовых.
Старый, старый город Севастополь. Его древние каменные террасы и дома, его пропитанную морем и кровью землю рвали когда-то чугунные ядра и долбили штуцерные пули врага, а сейчас снова летят на город свистящие фугасные бомбы и с грохотом рвутся тяжелые снаряды.
А Севастополь живет… Он рад горячему солнцу, зеленой траве, распускающимся почкам деревьев, весне, которой нет никакого дела до того, что фронт находится в десятке километров от города, что стреляют пушки и снова льется кровь на истерзанную землю.
Я давно не был в городе, как и большинство офицеров нашего соединения, и потому жадно слушал, когда Иван Иванович Дзевялтовский, возвратившись из Севастополя, стал рассказывать, что в городе открылся подземный кинотеатр «Ударник» и идет кинокартина «Балтийцы» и, конечно, «Чапаев» - фильм, который мы могли смотреть бесчисленное количество раз. Иван Иванович видел открытые парикмахерские, фотоателье и даже промтоварный магазин с выложенными на прилавках товарами.
А главное: по улице Ленина, обгоняя друг друга, бежали школьники с портфелями и сумками в руках - они торопились в свои подземные школы.
В эти весенние дни, когда в Севастополе собралось несколько катеров-охотников и с конвоем с Кавказа пришел член партийного бюро дивизиона Глухов, комиссар Моисеев решил провести партийное собрание с коммунистами и побеседовать с личным составом катеров. [152]
С начала войны Петр Георгиевич Моисеев совершенно не признавал береговой жизни и все время жил в каюте, переходя с одного корабля на другой.
- Я матрос, - говорил он, - и заболею, если буду сидеть на берегу в кабинете.
Полковой комиссар большую часть времени проводил с матросами и офицерами, беседовал с ними, учил их, заботился о них. Моисеев всегда знал, как живут матросы, знал, когда был на катере парикмахер, когда мылись бойцы в бане, есть ли на корабле баянист.
Полковой комиссар часто выходил в море на том катере, которому поручалось наиболее трудное и ответственное задание.
Как- то в то время, когда катера-охотники на фарватере уничтожали мины, фашисты совершили звездный налет. На катера было сброшено шестьдесят восемь бомб.
Петр Георгиевич Моисеев, находясь на мостике головного катера, увидел, как с левого борта корабля заходит «юнкерс». Моисеев повернулся к командиру, но увидел, что тот свалился возле тумбы телеграфа, а по железному настилу бегут струйки крови. Артиллеристы отбивали в это время атаку вражеских самолетов с кормы.
Вот «юнкерс» перешел в пике, черные точки оторвались от самолета.
- Право руля! - скомандовал полковой комиссар рулевому и поставил ручки машинного телеграфа на «самый полный».
Бомбы легли за кормой, корабля, поднимая высокие всплески воды. Комиссар взял на себя командование кораблем.
На берегу первую заботу полковой комиссар проявлял о раненых. Помнил, когда, кого и в какой госпиталь отправили, кого увезли на Кавказ. Напоминал командирам кораблей, чтобы они не забывали о своих бойцах, находящихся на излечении.
Встретив командиров катеров, Моисеев говорил им:
- Что же вы, просоленные морсофлоты, о здоровье своих товарищей не узнаете?
Бывал сам в госпиталях и вечерами в свободное время писал письма раненым и получал много писем сам.
…Когда, оживленные и довольные, моряки катеров, давно не видевшие друг друга, собрались на берегу в укрытии железобетонного тоннеля, Моисеев рассказал им о боях катеров-охотников при высадке десанта у Феодосии и Евпатории, о героической гибели тральщика «Взрыватель». [153]
Старший лейтенант Глухов, как командир звена и член партийного бюро дивизиона, говорил о необходимости овладеть второй военной специальностью. Глухов сказал: «Рулевой на катере должен уметь стрелять из пушки, а комендор держать корабль на заданном румбе!»
Это начинание очень важно было для малых кораблей с ограниченным экипажем.
…Дверь из тоннеля, где размещался наш штаб, была открыта. На улице только что отгремела ранняя в этом году гроза, прошел спорый дождь, пахло весной и свежев оттаявшей землей, кричали у причалов чайки.
Я докладывал Морозову оперативную сводку, когда в убежище быстро вошел своей энергичной походкой контр-адмирал Фадеев. Он весело стряхнул с шинели блестящие капли дождя и сказал, обращаясь к начальнику штаба:
- Молодцы катерники! Нате-ка, Дубровский, прочитайте, что они там затеяли! - добавил он, обращаясь ко мне, и протянул бумагу.
Я подошел ближе к электрической лампочке, которая горела в подземелье день и ночь, и развернул сложенный вдвое лист бумаги.
- «Бойцам и командирам морской пехоты», - прочитал я вслух.
«Дорогие друзья!
На фронтовом слете снайперов-истребителей в Ленинграде тов. Жданов сказал: «Снайперы-истребители - это стахановцы фронта. Пусть же из искры этого движения разгорится пламя».
Пламя этого движения разгорается и у нас, среди личного состава катеров-охотников. За время боевых действий на Черном море зенитчики катеров-охотников снайперским огнем уничтожили семнадцать фашистских «Ю-88».
Группа наших катеров подверглась сильной бомбежке. Комсомолец Николай Салов один остался живым из орудийного расчета. Он был дважды ранен. Не в силах устоять на ногах, Салов, истекая кровью, упал на палубу у пушки. Над катером появился еще один «юнкерс». Салов поднялся, зарядил пушку, собрал последние силы, тщательно навел ее и выстрелил.
Только один снаряд потребовался снайперу-зенитчику Салову, и фашистский пикирующий бомбардировщик грохнулся в воду. Так стрелять, как стреляет комсомолец Салов, должны не только зенитчики. [154]
…Мы обращаемся к вам, боевые друзья, с призывом - множьте и ширьте ряды снайперов-истребителей!
…Мы предлагаем на каждом корабле, в каждой части, батарее открыть боевой снайперский учет уничтожения гитлеровских бандитов.
…Каждый снаряд, пулю, мину, бомбу - только в цель по врагу!»
- Сегодня же отправьте это письмо бойцам морской пехоты. Там много матросов и с наших тральщиков, - сказал контр-адмирал, обращаясь к Морозову, когда я закончил читать. - Вот живем рядом друг с другом и воюем вместе, а не всегда видим, какие замечательные люди выросли у нас, - тот же Глухов и матросы его.
Надо сказать, что снайперское движение этой весной широко развернулось под Севастополем. Фронт стал устойчивым, а наши окопы проходили так близко от вражеских. И уже известны были имена снайперов: главного старшины 7-й бригады морской пехоты Ноя Адамия, девушки-снайпера Людмилы Павличенко и имя знаменитой пулеметчицы Нины Ониловой из 25-й Чапаевской дивизии, человека большой душевной силы и чистоты. Маленькая, хрупкая, Нина не только любила фильм «Чапаев» и переписывалась с актрисой, игравшей Анку, она восприняла боевые традиции чапаевцев - бесстрашие и мужество в боях с врагом.
…Погода, как и всегда в Крыму весной, была переменчивой и неустойчивой. По утрам под ногами хрустел ледок, остро пахло деревянной сохнущей на ветру палубой корабля, смолой, краской, ожидающей в ведрах кисти маляра. Но к полудню на подошвы ботинок налипали огромные лепешки грязи и перед сходнями каждого корабля появлялись скребы и плетеные маты.
С моря не переставая дули свежие весенние ветры. Они гуляли по верхней палубе, расстегивали матросские бушлаты и настойчиво трепали лепты измятых за зиму бескозырок.
И ветры шептали «Весна… Весна…» Они напоминали о ненаписанных и неотосланных письмах к любимой, о прощаниях на вокзалах и у трапов кораблей. Из потайного кармана, там, где хранится комсомольский билет, осторожно извлекались драгоценные фотографии.
А к вечеру весны как не бывало. Земля становилась твердой, словно булыжная мостовая, и надо было снова надевать шапку-ушанку и перчатки.