Из носового отсека стали передавать по цепочке ящики со снарядами на корму: носовая пушка была выведена из строя еще при прорыве катера из Новороссийска в Севастополь.
Сближаясь, торпедные катера с большой дистанции открыли огонь. У них были пушки и пулеметы. Катер № 0112 открыл ответный огонь, сосредоточив его на одном из гитлеровских торпедных катеров.
Катера сближались. На катере-охотнике появились первые убитые и раненые. От настильного огня фашистских пиратов особенно доставалось тем, кто находился на мостике. Первыми были убиты командир катера и рулевой. Их сейчас же заменили помощник командира Константин Павлович Булатов и второй рулевой.
Ничего не оставалось, как прорывать фронт вражеских кораблей. Катер № 0112 пошел на таран ближайшего немецкого торпедного катера. Но тот в последнюю минуту не выдержал, отвернул и прекратил огонь.
Теперь катер-охотник, не снижая скорости, уходил к берегам Кавказа. Но торпедные катера гитлеровцев не отставали. По двое с каждого борта, они шли параллельным курсом. Огнем был изрешечен мостик, за рулем убито уже несколько человек. Стоять на открытом мостике было невозможно, и рулевой управлял катером лежа. Убитые и раненые лежали на палубе, их не успевали убирать. Беспрерывно вели огонь кормовая пушка и пулемет, не подпуская близко немецкие торпедные катера.
На корме находился и генерал Новиков, он управлял артиллерийским огнем. И огонь был настолько удачным, что на одном из немецких катеров от прямого попадания вспыхнул пожар. Катер потерял ход и вышел из строя.
Оставалось теперь три торпедных катера против одного, казалось, все-таки можно выиграть бой. Но один за другим, в катер-охотник угодили вражеские снаряды. Сначала в носовой отсек, где был пробит деревянный борт; отсек заполнился водой, и катер уменьшил ход. Экипаж стал заделывать пробоину, но тут второй снаряд попал прямо в моторный отсек.
Катер стал плавучей мишенью. Звездкин бросился к мотористам, в отсек спустился и генерал Новиков. Он был без гимнастерки, с перевязанной рукой. Генерал спросил у оставшихся в живых мотористов: смогут ли они исправить повреждение?
- На одном моторе сможем идти! - отвечали они. Через несколько минут катер дал ход. [211]
Поднявшись на палубу, Звездкин видел, как среди убитых и раненых появился генерал Новиков. Добравшись до кормовой пушки, он показал здоровой рукой на приближавшийся немецкий катер. Краснофлотец развернул пушку, зарядил и выстрелил. Торпедный катер отвернул. И снова раздался треск. Еще один снаряд разворотил борт катера-охотника, туда хлынула вода. Катер медленно заполнялся водой, но он по-прежнему отстреливался.
- Снарядов! Давайте снарядов! - кричали краснофлотцы.
На мачте развевался военно-морской флаг. Он был пробит пулями и изорван осколками. А катер погружался в море. Палуба почти сравнялась с водой, волны смывали за борт тела убитых и раненых. У кормовой пушки кончились снаряды. Стало тихо. Прекратили огонь и немецкие катера. Один из них стал приближаться к катеру-охотнику. «Значит, плен и позор, - подумал Звездкин. - Нет!» - ответил он сам себе и, собрав гаснувшие силы, пополз к пулемету и выпустил последнюю ленту. Немецкий катер ответил залпом из пушек. Звездкин упал: ему раздробило кисть руки. Он зажал рану и потерял сознание.
Очнулся на корме немецкого торпедного катера. Вражеские матросы, цепляя раненых баграми, вытаскивали их на верхнюю палубу. Рядом со Звездкиным лежало уже несколько человек, среди них и генерал Новиков в белой рубахе с пятнами крови, с перевязанной рукой и в брюках с генеральскими лампасами. Сторожевого катера № 0112 не было уже на поверхности воды: от полученных попаданий он затонул. Два часа длился этот неравный бой. Но и немецким катерам досталось. Звездкин видел, как они буксировали один из своих катеров, сильно поврежденный.
Так погиб катер № 0112, сражаясь один против четырех, затонул, но не сдался, не спустил флаг перед врагом…
На рассвете отходил от 35-й батареи и катер-охотник № 021. Командир старший лейтенант Степан Гладышев решил побыстрее оторваться от крымских берегов и лег курсом на юг. На катере шли старший инструктор нашего политотдела Степан Аверчук, офицер Леущенко, всего 90 человек.
И все- таки, когда катер был в открытом море, его настигли 18 «юнкерсов». Завязался жестокий бой, катер маневрировал, отстреливался из пушек и пулеметов. 82 бомбы сбросили фашисты; одна из них разорвалась по носу, под днищем катера, и начисто оторвала носовую часть. От [212] сотрясения сдвинулись и заглохли моторы, вышла из строя рация. Но команда работала самоотверженно, срубили мачту и этим подкрепили переборку. Обрубок катера оставался на плаву. Его несло по волне к крымским берегам.
В это время на бреющем полете появился «Фокке-Вульф-189» и открыл огонь из пушек и пулеметов. Командир Гладышев был убит на мостике, его место занял помощник - лейтенант В. С. Лыскин. А старший политрук С. И. Аверчук организовывал и поддерживал личный состав, говорил, что помощь должна подойти. И действительно, «фокке-вульф» улетел, а на горизонте показались силуэты наших катеров. Их узнали:
- «Полтинники» идут и тральщик! - закричали матросы. «Полтинниками» называли небольшие катера, бортовые номера которых были «52» и «53».
А катер- охотник постепенно заполнялся водой и кренился. Поэтому катера к его борту подойти не смогли, и люди бросались к ним вплавь. И в это время снова налетели два «юнкерса», сбросили бомбы и стали расстреливать из пулеметов плававших в воде. Многие погибли. Катер № 021 затонул, а один из малых катеров был тяжело поврежден.
В этот трагический момент моряков выручил наш самолет «ТБ-3». Откуда он возвращался, неизвестно. Неуклюжий и большой, он снизился и своим огнем разогнал «юнкерсы».
Труден был дальнейший путь. На одном из катеров кончилось горючее, не было воды, продовольствия. Но действовал закон взаимной выручки: катер-тральщик взял на буксир «полусотку» и привел в Туапсе.
Глава двадцать девятая
На рассвете 2 июля наша подводная лодка «Л-4», на которой мы ушли из Севастополя, подходили к гористым берегам Новороссийска.
Ночь прощания с Севастополем была трудной. Каждому бойцу хотелось еще раз дать очередь из автомата по противнику, бросить гранату под танк, убить еще одного фашиста и только после этого уйти на палубу ожидавшего его корабля. Многие стремились сделать так, как это сумела сделать севастопольская авиация. Все самолеты были подняты в воздух. Захватив последний бомбовый [213] груз, летчики повели самолеты на передний край врага, отбомбились и ушли на кавказские аэродромы.
Контр- адмирал Фадеев приказал перед уходом разрушить наше КП, уничтожить оборудование.
Надо уходить! Мы с Иваном Ивановичем, по старому морскому обычаю, надели чистое белье, как перед решительным боем. Томик «Севастопольских рассказов» Толстого я втиснул в портфель.
В Казачью бухту мы добрались к двум часам ночи. На рейде стояло несколько подводных лодок, в неясном полусвете лунной ночи они в надводном положении были похожи на большие катера. У пристаней и прямо у берега стояли буксиры, катера-охотники и тральщики, те тральщики и катера-охотники, которые день и ночь ходили уничтожать магнитные мины противника, охотились за подводными лодками, дрались с авиацией на подступах к Севастополю.
Всю эту удивительно короткую ночь противник вел усиленный артиллерийский обстрел и несколько раз бомбил район 35-й тяжелой батареи и аэродром, откуда уже ушла севастопольская авиация.
Снаряды залетали и с грохотом рвались в Камышовой и в Казачьей бухтах, но это не нарушало хода работы: люди привыкли делать свое дело и под артиллерийским обстрелом.
Группа офицеров, в которую входил и я, должна была отправиться на Кавказ через несколько часов на одной из подводных лодок, стоявших на рейде.
Ночью я расположился на большом буксире, одном из тех тружеников порта, которые не раз выручали боевые корабли в дни осады Севастополя. Около трех часов ночи буксир стал осторожно подходить к подводной лодке. Лодка была в надводном положении, ее широкие и крутые борта не позволяли швартоваться к ней вплотную. Я бросил портфель и прыгнул на палубу лодки, чуть не свалившись за борт.