– Я – это я, – твердо ответила Марина Леонидовна. – Я – человек пожилой, сколько проживу, столько проживу. Не я первая, не я последняя, – вспомнила она про свою онкологию и моментально переключилась: – Ирке вашей, сынок, еще жить да жить. А у нас ведь как? Порченую девку замуж никто не возьмет, всякий пальцем тыкать будет, разговоры разговаривать. Это вы думаете, что ворота уже дегтем не мажут, а я знаю – мажут. А вы ее из дома – на улицу. Так-то поддержки нет, еще и вы… Может, ты, Маш, с ней поговоришь? Все-таки мать. Глядишь – послушает…
– Не послушает. – Машенька не питала никаких иллюзий. – Меня она не послушает.
– А кого же она послушает?! – схватилась за голову Марина Леонидовна.
– Позвоним? – неуверенно предложила Маша, имея в виду отца ребенка.
– Позвоним, – согласился с ней Рузов и набрал номер старого товарища. – Макс? – бодро начал он, а потом сорвался и заорал: – Ты знаешь, что ты подонок?
Макс что-то ответил.
– Она моя дочь! – прорычал Миша. – Этого достаточно! Что значит «сама захотела»? Тебе сколько лет, скотина?! А ей? Напомнить? Семнадцать ей!.. Да ты понимаешь, что это статья?
И опять Макс что-то ответил, отчего Рузов, хватанув воздуха, побледнел и заорал благим матом:
– Да мне плевать, что она не девочка! И что по обоюдному согласию! Беременна-то она, а не ты!
– Дай мне трубку, – не выдержала Маша и выхватила из Мишиных рук телефон: – Алле, Макс? Выслушай меня, пожалуйста. Ирочка беременна… Говорит, от тебя.
Минуту Машенька молчала, внимательно вслушиваясь в стрекот сотового, а потом, покрывшись красными пятнами, разом обмякла и беспомощно посмотрела на Рузова:
– Он требует генетической экспертизы.
– Хер ему, а не генетическую экспертизу, – разозлился Миша, хотя обвинять бывшего друга в том, что тот усомнился в собственном отцовстве, было нелепо: имеет право.
– Упустили вы ее, сынок, – запричитала было Марина Леонидовна, а потом выдала: – Скажите, ваш. Ваш ребенок-то.
– И как ты себе это представляешь? – удивился материнской находчивости Миша. – Подушку, что ли, Машке привязывать?
– А хоть бы и подушку… – подтвердила Марина Леонидовна и предложила увезти Ируську из города.
– Вы что? С ума сошли?! – возмутилась Машенька, представив, как будет изображать беременную в свои-то сорок четыре года при помощи подручных средств.
– А чё такого-то, дочь? – взялась уговаривать ее свекровь. – Чай, не всю жизнь с курдюком ходить!
– Не всю, – согласилась с ней Маша и иронично добавила. – Всего-то полгода.
– А что, на эти полгода у тебя какие-то особые планы? – ехидно уточнил Рузов, несколько задетый Машенькиной нерешительностью. С его точки зрения, первое, что она должна была сделать как мать, так это броситься спасать честь дочери вместо того, чтобы торговаться. – Не о себе в этой ситуации надо думать, – назидательно изрек он, присев рядом с матерью.
– О тебе, – огрызнулась в ответ Маша, быстро просчитавшая, на какие жертвы ей придется идти ради условного спасения семейной чести. – Я подумаю, – пообещала она свекрови и поставила жесткое условие – сначала поговорить с Ирой.
– Ну, Иринку я беру на себя, – самоуверенно взялась за дело Марина Леонидовна, наивно полагая, что имеет на внучку хоть какое-то влияние.
– Что-то я сомневаюсь… – призадумалась Машенька и оказалась права: дочь категорически отказалась прислушаться к бабкиным увещеваниям и пригрозила, что уйдет на квартиру.
– А деньги откуда? – резонно задала вопрос Марина Леонидовна, но быстро пошла на попятный, заприметив презрительный взгляд внучки. – Я ж не гоню тебя, Ир, живи, пожалуйста, – затараторила она, понимая, что этим вопросом подорвала доверие в свой адрес.
– Конечно, не гонишь, – со слезами в голосе проговорила Ирина и чуть слышно добавила: – Никто меня не гонит, а пойти некуда.
– А я на что?! – вскочила Марина Леонидовна и закружила вокруг внучки. – Думаешь, не справимся?! Еще как справимся! Бог даст, годок-другой проживу, а там – время покажет. Знаешь, как говорят: «Человек полагает, а господь располагает». Глядишь, и мамка с папкой остынут, тоже помогут.
– Они себе-то помочь не могут, – в точку отметила Ирина и обняла бабку, по-старчески прильнувшую к ней со словами: «И без них справимся».
О том, что «Иринка вычеркнула их из своей жизни», Марина Леонидовна донесла детям незамедлительно:
– Не принимает, – вздохнула она и, насупившись, посоветовала: – А вы все равно просите. Все-таки кровь родная, глядишь – сподобится.
Но ни Ирина не сподобилась, ни ее родители особо настаивать не стали. И не потому, что не любили свою дочь, а потому что решать проблему на расстоянии им казалось смешно. «Пусть перебесится», – обозначили Рузовы свою позицию и переключились на вопрос первостепенной важности: как жить дальше? Ответ на него они знали оба, но почему-то медлили: то Миша не может при подаче заявления о расторжении брака присутствовать, то Маша. Причем не нарочно: само по себе так получалось, как будто не время пока.