Однажды утром, подойдя к очередному провинциальному городку, Линка обнаружила что название ей почему-то знакомо. Порывшись в своей памяти, она спросила у первого встречного не где находится вокзал, а как пройти к кладбищу. На удивленный взгляд Бориса ответила:
— Друг молодости у меня здесь, зайти нужно.
— Вы же от меня всех своих знакомых и родственников прячете, чтобы мы с братвой их потом достать не могли? Или бояться перестали?
— Этого вы уже не достанете, его в 1983 году без вас достали.
Бандит был прав, когда говорил, что Линка прячет все свое окружение: все эти дни они проходили села, городки, станции, где жили близкие ей люди — родственники, одноклассники и однокурсники, вынужденные после развала Союза уехать с насиженных мест и перебраться в Россию. Со всеми ними Линка переписывалась и знала, что они пришли бы к ней на помощь, если б только она попросила. Но не желая подставлять ни в чем неповинных людей, она просто проходила мимо, здесь же был другой случай: в этом городке был похоронен один из Линкиных госпитальных друзей. Быть в городе и не зайти — значит, не быть Линкой.
Борис, привыкший за эти дни подчиняться, молча последовал за ней. На кладбище они разделились в разные стороны, пытаясь по дате смерти найти нужную могилу. Часа через три, Линка наткнулась на мраморное надгробие с большой цветной фотографией улыбающегося молодого человека:
— Ну, что, Виталик, здравствуй, вот и довелось встретиться, не так хотелось, не так мечталось. Думали, вернетесь вы из Афгана, соберемся все мы, ваши госпитальные сестренки, и пойдем в кабак, на все чеки закажем музыку и будем танцевать, пока ноги будут нас держать.
Говорила она, и слезы текли у нее по щекам, а Борис молча открыл бутылку водки и разливал в три стакана: ей, себе и ему. Не успели они поднести стаканы ко рту, как на них накинулась какая — то старушка:
— Мерзавцы, бомжи проклятые, места вам мало, что на могиле пить стали. Не для того мой сыночек жизнь отдал, чтоб всякая шваль над его могилой издевалась.
— Извините, вы мать Виталика?
— Я-то мать, а вы кто такие?
— Как бы вам объяснить: осенью 1981 года ваш сын заболел гепатитом и находился на излечении в Ташкентском госпитале, я в то время работала там медсестрой, мы очень дружили, а поэтому, попав сегодня в ваш город, я просто не могла не найти его могилу и отдать дружеский долг.
Женщина с недоверием слушавшая этот монолог, вдруг растеряла весь свой воинственный пыл, на лицо набежало множество морщинок, а из глаз потекли слезы. Она качнулась и, обмякнув, стала садиться на врытую рядом с могилой скамью:
— Вы — Алла?
— Нет, Алла — это его девушка была, а я всего лишь его друг, меня звать Линой.
— Господи, так что ж вы вот так на могиле, надо было ко мне зайти, я тут рядом живу. Вы уж извините, что я на вас напустилась, здесь столько бомжей бродит, я уж устала их гонять от своих родных, муж в тот же год за Виталиком ушел.
— Да, не волнуйтесь вы так, много лет прошло, я уже ваш адрес не помню. Просто с племянником, когда в городе проездом оказались, не смогли мимо пройти. На кладбище по дате смерти и фамилии могилу отыскали. Так что сейчас Виталика помянем и дальше пойдем.
— Нет, я вас так не отпущу, я одна живу, слово молвить не с кем. Дочка в деревне, одна с хозяйством мается, муж у нее алкаш, хорошо хоть дети подросли, помогают. Нет, она меня не забывает, денег и у нее нет, но продукты мне передает. На праздники приезжают. А здесь только соседи, тоже такие же старики, но вместе держимся, как-то скрипим по-маленьку. Да, еще крестница моя иногда забегает, она на рынке торгует, без выходных на хозяйку горбатится. Но когда свободная минутка у нее есть, она обязательно у меня появится, да не одна, а с каким-то подарочком. Любила Надюшка Виталика, так замуж и не вышла, я ей об Алле никогда не говорила.