— А друзья Виталькины?
— Те, которые в живых остались, либо спились, либо в бандиты подались. Но не мне их осуждать, жизнь у нас у всех такая, до себя времени нет, где уж старуху какую-то помнить.
Так за разговорами они подошли к хрущевским трущобам, где проживала солдатская мать. В перипетии времен, когда социалистический строй сменился вроде бы демократическим, коммунальная служба города, видимо, забыла об этих домах и сняла с учета. Дома были в таком кошмарном состоянии, что просто жуть: штукатурка отбита, стены настолько выщерблены, что, можно сказать, находились в аварийном состоянии. Когда же зашли в однокомнатную квартиру на первом этаже двухэтажного дома, наши нелегалы просто остолбенели. Борис, привыкший за 2 года бандитской жизни к роскоши, непроизвольно заматерился и никак не мог остановиться. Линка, наиболее закаленная сегодняшней жизнью, была просто поражена: такой вопиющей бедности не видела она давно. Видимо, после смерти своих близких женщина обменяла свою трехкомнатную квартиру на эту дыру, чтобы поставить мраморные надгробия, по этой же причине из квартиры исчезло все самое ценное, чтобы поддерживать могилы в хорошем состоянии. Старушка привыкла обходиться самым необходимым: стол, табуретки, расшатанный шкаф, продавленная софа, радиоточка и старенький холодильник «Ока» первого выпуска. Правда, все было будто вылизано, кругом идеальная чистота, а все стены — в фотографиях сына. С дрожью подошла Линка к этим дорогим материнскому сердцу реликвиям. С фотокарточек на нее смотрел Виталий: вот он, наряженный зайчиком на детсадовском утреннике, а здесь букет цветов скрывает гордого первоклассника, на этих школьных фотографиях видно, как он мужает от класса к классу, тут стиляга на выпускном балу, затем пошли солдатские снимки, среди которых нашла она госпитальные. И выплыло сразу в памяти здание ЛФК, переделанного под палаты для больных ребят из Афгана, всплыл тот зимний день, когда кто-то из них притащил в отделение фотоаппарат и повел всю компанию сниматься. Со слезами на глазах Линка всматривалась в толпу ребят на фоне заснеженных кустов и деревьев около фонтана, державших на своих плечах смеющуюся девушку в белом халате.
Шёл ноябрь 1981 года. Отработав два месяца на хлопковых плантациях, Линка вернулась в город, к институту, госпиталю. На дежурство она шла в приподнятом настроении, в ожидании какого-то чуда. В отделении всё было привычным, только больных в два раза больше. Эпидемия в Афгане была как раз в самом разгаре, из-за этого через военкомат стали призывать не только медсестёр, но и фельдшеров. Линкины так называемые помощники на это дежурство были из местных, и во время её прихода занимались очень важным делом — традиционным чаепитием. Причём всё было выдержано в самых лучших национальных обычаях: фельдшер, толстый узбек в мятом белом халате, застёгнутом с трудом на одну пуговицу, сидел с пиалушкой, а медсестра, юная смазливая узбечка, постоянно ему подливала из чайника.
— Да, тут дело будет, — подумала Линка, переговорив с ними несколько минут. Поняв, что пахать всё дежурство ей придется одной, вздохнула, пожалела себя, и отправилась в ординаторскую выписывать из историй болезни назначения, сделанные врачами за день.
Она пересмотрела большую часть историй, когда, подняв глаза, обнаружила перед собой двух ребят:
— Вы что, совсем рехнулись? Сейчас бы откачивали дежурную медсестру от инфаркта!
Андрей, старшина ЛФК, находившийся на излечении уже третий месяц, отъевшийся на казённых харчах и смертельно уставший от скучного госпитального быта, довольно рассмеялся:
— Плохие мы были бы разведчики, если бы ты нас услышала.
Довольно крякнув ещё раз и удобно развалившись в кресле, он стал представлять своего друга.
— Прошу любить и жаловать, «гроза душманов», разведчик из ДШБ, причём лучший, имеет медаль «За отвагу».
— Аркадий.
— Приятно познакомиться. Но, если вы пришли потрепаться, то ошиблись временем. Наверняка сегодня будет поступление. Ты лучше мне, начальник, скажи, сколько у нас свободных коек? У каптёрщиков чистое бельё есть? Кто из ребят медсёстрам сейчас помогает? А то моя напарница Диля, новенькая, сама ничего не знает.