Василиса Трофимовна, видя, что сын наелся и собирается выйти покурить, насела на него с просьбой рассказать о случившемся. Сидя на пеньке, покуривая «Приму» и временами сплевывая под ноги, Мишаня автоматически уже пересказывал необычайное уголовное происшествие, а сам искоса поглядывал на соседний дом Рогожиных, где и жила его любовь Дунька – статная, полнотелая, с русой косой, за которую дергал он в школе, девушка двадцати пяти лет.
Но она, как нарочно, не появлялась, зато в облаке пыли нарисовался на дороге серый уазик.
«Менты несутся», – поднявшись с пенька, пронаблюдал, как УАЗ, лихо крутанувшись на деревенской площади и обдав пылью постройки, остановился у кошмаровского дома и толпа мусоров во главе со служебной собакой ринулась к калитке, принявшись остервенело дергать водоносную ручку. «Сейчас потоп у «преда» произведут», – иронично хмыкнул он.
– А ты точно – свидетель? – вдруг всполошилась Василиса Трофимовна, обтирая руки о фартук.
Уазик, рванув с места, ринулся к их дому.
В ту минуту, когда милиционеры с собакой выпрыгнули из машины, на соседском крыльце, потягиваясь статным, полным телом, появилась Дунька в ситцевом халате без рукавов и пуговиц. Василиса Трофимовна с ужасом заметила, как побледнел сын, уставившись широко раскрытыми глазами на девичьи прелести. «Нет, он не свидетель… он подозреваемый…» – беспомощно подумала она, прислонившись к надежной стене дома.
Мишаня перевел взгляд на ментов, и у него отвисла челюсть, ослабли ноги, встал дыбом чуб и задергалось правое веко, так как следом за кинологом с собакой бежал его ротный прапорщик, дубиноголовый Карп Барабас.
«Бывает же сон в руку», – ошалел десантник, готовясь упасть и сорок раз отжаться. Деловая овчарка тут же вцепилась ему в штанину. Кинолог завопил:
– Фу-у, сука!
Мать начала лупить собаку фартуком.
Барабас заорал:
– Ефрейтор Бурундуков… Шо-о я вижу-у… Во-о бисов сын…
– Мишаня, встав по стойке смирно, прогудел в ответ:
– Здравия желаю, товарищ прапорщик!
Приехавший с ними следователь прокуратуры, стараясь всех перекричать и показать, кто здесь верховодит, во всю глотку завывал:
– Тихо-о-о! Ма-а-ать вашу-у!
– Есть тихо-о! – отдав ему честь, вскинулся прапорщик, на плечах которого были уже погоны младшего лейтенанта, а на теле – милицейская форма.
Овчарка остервенело грызла фартук, мотая башкой из стороны в сторону.
«Вот! Допрыгался егерь!» – со всех окон выглядывали жители славной деревни Шалопутовки.
«Так-то веслами людей охаживать», – злорадно думал главный деревенский браконьер Филимон, почесывая широкую спину с перекрещенными синими полосами, напоминавшую Военно-морской флаг России.
«Какая женщина-а-а!!!» – думал Бобик, наблюдая из конуры за овчаркой. Сердце его было размагничено любовью. Даже сладкая кость потеряла свой вкус.
* * *
Через полчаса шум, наконец, стих, и, захватив Мишаню, боевой милицейский отряд разместился в машине. Как нарочно, та не хотела заводиться.
– Не позорь! Не позорь органы! – рычал на бедного, потного шофера младший лейтенант Барабас.
Еще минут через тридцать, за которые спаниель три раза успел пометить колеса экипажа, где сидела его любимая, пыхнув черным дымом, драндулет завелся и бодро зарысил по дороге, производя сзади себя дымовую завесу из пыли.
– Вишь, как маскируемся, – одобрил обстановку Барабас, – враг ни за что не заметит… Я теперь ваш участковый, – похвалился он.
«Карьерист! – размышлял Мишаня. – В сорок лет уже младший летеха…»
– Да-а, а свидетели у тебя е-е-е? – поинтересовался участковый.
– А вон они, – указал Мишаня на несколько мужских фигур, тряпками перекинутых через перила моста.
– На воду, что ли, любуются, штык-нож им в гузку.
– Да не-е, просто культурно отдыхают, стакан им в глотку, – ответил Мишаня и стал выбираться из машины.
Овчарка, выпучив собачьи свои буркулы и высунув язык, тащила кинолога, чтоб успеть задержать свидетелей. «Во какая буйная», – с сожалением оглядел рваную штанину Мишаня. Доблестный милицейский пес с упоением будил первого свидетеля, остальные, прочухавшись, попрыгали в речку. Барабас помог кинологу оттащить от мужичка, ошеломленного внезапным натиском, довольную собаку с куском штанины в зубах. В этот момент, запыхавшись, к мосту примчался Бобик.
«Какая-а-а женщина-а! – мечтательно заскулил он, тяжело дыша. – Огонь бабец».
– Товарищ младший лейтенант, а у вас лопата есть? – обратился по-уставному Мишаня.
– А на кой ляд нам сдался шанцовый[2] инструмент? – опешил Барабас. – Я участковый, а не землекоп.
Следователь прокуратуры увлеченно запихивал в полиэтиленовый пакет кусок штанины, отнятый кинологом у подопечной:
2
Шанцовый – шанцевый