«И на кой черт мне эта шишка?» – запаниковал леший, соображая: сымитировать ему блаженного или разыграть обморочное состояние в результате отравления на пожаре угарным газом.
Не успев расставить приоритеты, благодаря Кумохе он продолжил полет с шифоньера на пол.
– Ты не друг, ты попутчик! – услышал гневную тираду сверху.
«Хорошо быть бесполым, а то эти скромницы и жаниться заставят», – стал косить под разбившегося пилота.
– Мумоховна, ты че с Лехой сотворила? – пожалел товарища домовой. – Шуток, что ли, не понимаешь?.. Размечта-а-лась! Наси-и-луют ее! – выговаривал даме Ероха, поднимая с пола охающего лешака.
– Почти до смерти убила! – хватался за бока попавший в штопор летчик-испытатель. – А я про Мишаню хотел рассказать… Деваху ведь он на пожаре спас…
– Что? Кто сгорел? Мишаня полюбовницу завел?.. Ну давай, давай, старый, рассказывай, – помогла домовому затащить болезного на шифоньер. Глаза ее так и сверкали от любопытства.
– Води-и-цы бы испить! – стонал Кокинаки[11]. – Все косточки переломал в беспримерном полете…
– Выкушай стопарик контрабандного первача, – поднесла Кумоха лешему для искупления вины стаканчик самогона.
Удовлетворенный мздоимец, вытирая губы, приступил к обстоятельному рассказу, поведав благодарным слушателям все, что видел, и кое-что присочинив от себя – под благостным воздействием чудо-напитка.
«И на кой ляд сдалась мне эта шишка? – задумался он, закончив повествование. – А лафетничек-то – другой пропустишь, как на душе сказочно делается».
– Па-а-трет подарила-а!
– Нет у людей ничего святого! – сделала вывод Кумоха. – Давеча, опосля цирюльника, залетела в сельсовет на картину поглазеть, которую Кошмаров в кабинете повесил, уж больно много об ей разговоров среди нашего брата ведется… 0-о-ой, мамоньки-и, прямо оторопь меня разобрала-а, не па-а-трет на стене висит, а самый всамделишний шарж…
Уже на моего Добби пародию придума-а-ли-и! Ну-у, наро-о-д! Может, когда-нибудь и про меня книжку сочинят?.. – размечталась Кумоха.
– Ага! Детские годы старухи Изергиль! – выплеснул на ее мечту ведро абстрактных помоев Ероха.
* * *
Ничего святого не было ни только у людей, но и у собак.
Вырвавшийся на волю мохнатый уголовник не пропустил мимо себя ни одной суки. Среди лающего женского поголовья витали страшные слухи о бегающем по деревне сексуально озабоченном маньяке – волкодаве, и все четвероногие тетки забились по будкам.
Бобик, на свою голову, вернее, задницу, вышел на улицу опровергнуть бабские сплетни.
«Вот и опро-о-верг! – улепетывал со всех ног от серийного насильника, опустив вниз короткий хвостик. – Совсем, псяра, ополоумел…» – чесал он без оглядки, прикидывая, в какую бы подворотню половчее заскочить, чтоб избавиться от преследователя.
Даже – двух!
Потому что за плоскоголовым четвероногим Барбосом гнался такой же плоскоголовый двуногий барбос, в придачу весь обвешанный оружием.
«По роже видно, что живодер! – думал про него Бобик, забегая к себе во двор и прячась в конуру. – Кажись, мимо пробежали, – с облегчением высунул из будки нос. – Это ж надо?! Все уши себе оттоптал!..»
Пока бряцающий оружием гоблин преследовал мохнатого каторжника, из Чекушкинска подъехала веселая пожарная команда на голубой машине – не вовремя кончилась красная краска – и с шутками принялась за тушение пожара, воодушевленно руша перегородки и разбирая крышу.
Немного пришедший в себя Кошмаров вновь впал в кому, увидев такой разбой и разорение.
Юный пионер с наслаждением наблюдал за спорыми действиями чекушкинских мастеров воды и огня, но чело его нахмурилось, когда вспомнил о шалопутовских тушилах сарая и сена.
«Гасильники-чумазильники», – сжал маленькие кулачки, прокрутив в голове недавний разговор и последующие действия бывшего партработника и его гостя.
– Дяденька… – глядел он на одетого в защитного цвета форму, но с бейсболкой на голове мужчину, не зная, как к нему обратиться: то ли, «дяденька милиционег», то ли, еще как… – Дяденька большевик, – наконец нашелся он, умастив прокопченное сердце дона Чезаре благовонным снадобьем, – у меня к вам дело!..
«Дело шьет бойскаут…» – обтер о гимнастерку грязные после тушения сарая руки шеф наркосиндиката.
– Дела у прокурора! – подошел к собеседникам Пшенин. – А у нас – делишки.
– Пгичем чегные! – кивнула головой старшему товарищу юная поросль.
– Потому черные, что какой-то буржуй мое сено поджег, – тоже обтер о себя руки бывший партработник.
– Я пго вас все знаю! – обратился к дону Чезаре Павлуша. – Это вы велели квартирантам моего деда взогвать машину и дом Кошмагова, – отошел на всякий случай подальше от фронтовика.
11
Кокинаки – Кокинаки