На поляне им. счастливых алкоголиков мигом расшуровали костры и выудили из тайных мест фляги с брагой.
За хлопотами и не заметили, как к ним подошли собравшиеся уезжать латиносы с баулами в руках, которые были набиты обломками гогиевских баянов для отчета мафиозному начальству – мол, не баклуши приезжали бить…
– Карнава-а-а-ль?! – догадался великомученик Педро и подумал:
«Чем лично для меня может обернуться русская гулянка?.. Горел… тонул… резали… стреляли… раскололи амбиции…»
Из-за любопытства решил остаться и поглядеть, как на этот раз поднагадит ему фортуна… Судьбинушка, по-российски.
Вот так люди и становятся, сначала – мазохистами, а потом – святыми!
С латиносом на этот раз ничего членовредительного не произошло. Лишь облопавшийся халявного первача Леха, расчувствовавшись по пьяни, материализовался и полез целоваться к Педро, подвывая, что он тоже скоро поедет в Сибирь.
В этот день члены преступного синдиката из Шалопутовки не уехали, ибо до самого утра откачивали своего бригадира, впавшего от нового знакомца в глубокую кому.
Но это произошло под закрытие фестиваля, а вначале, когда общество только расселось вокруг костра и наполнило родимые стаканы, вдруг появилась ворожея.
– Предчувствия меня не обманули! – похвалила она свои экстрасенсорные способности.
На что дядька Кузьма своевременно ответил: «В жизни всегда есть место празднику… Нужно только это место найти!», а все посчитали это за тост и выпили.
Мишаня – не нашел, ибо не пошел с мужиками, а завалился в шоп, но забыл, чего хотел купить, потому что вместе с Нинель в сельпо сидел Барабас и шерудил руками под прилавком, отчего Нинель взвизгивала, охала и краснела.
Так ничего и не взяв, Мишаня направился к лодке, чтоб стереть надпись «Дуня» и нанести новое наименование – «Мария».
Сама Mари готовилась к отъезду на единственном оставшемся в живых «мерседесе» и вспоминала яркие моменты спасения из огня…
Руки спасителя… Его глаза… Его лицо…
Задыхаясь от счастья, перебирала в памяти его слова и что ответила сама.
Немного оклемавшийся после жестокого прессинга своей ненаглядной слонихи Кошмаров со скоростью буровой установки ковырял лопатой землю, мечтая, что скоро станет нефтемагнатом.
Его арестованный кобель, сидя на цепи, тоскливо разглядывал торчащую из ямы хозяйскую задницу, вспоминая недавние приключения из 131-ой статьи УК.
* * *
На следующее утро первыми держали прессу в руках представители двух самых любознательных организаций страны – мафии и прокуратуры.
Почти все областные и районные газеты напечатали статьи о задержанных шпионах, а журнал «Чекушкинск тудей-растудей» поместил фотографии прокурорского работника с копытами и Барабаса – с горой оружия и задержанными лазутчиками.
Журналисты воспевали Барабаса и тарасовского областного прокурора, под чьим чутким руководством даже серые мышки – типа следователя районной чекушкинской прокуратуры раскрывают преступления.
«В участковые, что ли, пойти? – грустил прокурорский работник, разглядывая фотографию, на которой снялись егерь, Барабас с висевшим на нем диверсантом, рядом генерал при всех регалиях и два фээсбэшника, державших под руки шпиона. – Рожа! Рожа-то какая наглая! – размышлял, разглядывая Барабаса следак. – И этот его берет!» – разорвал страницу с порочащим прокуратуру снимком.
Ту же самую фотографию, где был изображен ее Мишаня с распухшим носом, нежно сжимала рука Мари.
«Бедненький… Кто же его так?.. Ну, бандиты… Шпана тарасовская, – целовала изображение своего милого. – Закажу в редакции его портрет, отдельно от этой разудалой гоп-компании», – решила она.
Стертая с носовой части корвета и Мишаниного сердца Дунька, с таким же распухшим, как у бывшего дружка, носом, рыдала, вспоминая своего смуглого друга, и мечтала о встрече.
«Надо ехать в Москву», – вытирая платком глаза, услышала стук в дверь. «Кого еще нелегкая принесла?» – пошла открывать и обмерла, не веря своим заплаканным глазам.
– Ду-у-ни-а-а! Ай ла-а-в ю-у! – с порога протянул ей букет – обнял свою суженую.
Много позже, сидя на берегу речки, бойфренд рассказал ей, что в Москву прилетел его босс, беседовал с русским генералом, и в результате всех отпустили, кроме «слепого» шпиона.
– Джек направился домой, а я – к тебе, – обнял свою любимую, поцеловав ее в щеку. – Сначала поживем в Шалопутовке, а потом махнем ко мне в Америку, – рисовал перед ней радужные перспективы.
– Билли! А может, останемся жить здесь? – несмело предложила она.
– Надо подумать! – широко улыбнулся негр. – Глюкалка – это, конечно, не Миссисипи, но тоже речушка – о’кей!