- Что-то мне нездоровится.
- Ну-у? - сказал его приятель. - А вид у вас веселенький. Вы куда? В клуб?
- Нет, - сказал Джемс. - К Джобсону. Сегодня там продают Смелтеровокую коллекцию. Вряд ли будет что путное, но я решил поглядеть.
- Смелтеровские картины? Его "Амура и Пискею", как он выражался? Так ведь и не научился говорить по-человечески.
- Не знаю, с чего ему было умирать, - сказал Джемс. - Ему еще и семидесяти не было. А хороший у него был портвейн 47-го года!
- Да. И темный херес.
Джемс покачал головой.
- Вредно для печени. Я сейчас прошелся пешком из Темпля. Печень немножко не в порядке.
- Поезжайте в Карлсбад. Это теперь самый модный курорт.
- Гомбург, - машинально проговорил Джемс. - Эмили нравится. По-моему, слишком шумно. Не знаю: мне шестьдесят девять лет. - Он показал зонтиком на бронзового льва {Один из четырех бронзовых львов работы Лендсира у подножия памятника Нельсону на Трафальгарской площади.}.
- Этот молодчик, Лендсир, надо думать, зашиб на них порядочную деньгу, - проворчал он. - Говорят, Диззи очень плох. Он-то долго не протянет.
- М-м. А этот старый осел, Гладстон, еще, увидите, всех нас перессорит. Думаете покупать у Джобсона?
- Покупать? Я не так богат, чтоб выбрасывать деньги в окошко. У меня дети растут.
- Да-а... А как поживает ваша замужняя дочь Уинифрид?
Морщинка между бровей Джемса стала еще глубже.
- Она мне никогда ничего не говорит. Но я знаю, что ее муженек, этот Дарти, сорит деньгами направо и налево.
- Чем! он занимается?
- Маклер, - мрачно отвечал Джемс. - Но, насколько я могу судить, он ровно ничего не делает, только шляется на скачки и в разные веселые места. Не будет из него толку.
Он остановился на краю тротуара, где переход был только что подметен после недавнего дождя, и, достав пенни из брючного кармана, подал его подметальщику, который обмерил его длинную фигуру круглыми проницательными глазами.
- Ну, прощайте, Джемс. Я иду в клуб. Кланяйтесь от меня Эмили.
Джемс Форсайт кивнул и зашагал, как аист, по узкому переходу. Энди Трэкуэр! Ничего, еще молодцом! Живчик! Но уж эта его жена - надо же было придумать - в его годы жениться во второй раз! Как водится: седина в бороду, а бес в ребро. Проезжавшая извозчичья карета загородила ему дорогу, он машинально поднял зонтик - никогда не смотрят, куда едут!
Переходя площадь Сент-Джемс, он предавался мрачным размышлениям: эти новые клубы - вон какие домины! - и всюду теперь заводят асфальтовые мостовые. Ну, не знаю! Лондон скоро станет совсем непохож на то, чем был раньше, - и лошади только и делают, что оскользаются на этом асфальте! Он свернул к Джобсону. Три часа! Как раз к началу. А Смелтер, наверно, оставил после себя кругленькое состояние!
Поднявшись по ступенькам, он прошел через вестибюль в аукционный зал. Аукцион уже начался, но до "собственности Уильяма Смелтера, эсквайра" еще не добрались.
Оседлав нос черепаховым пенсне, Джемс углубился в каталог. После покупки Тернера - а кто говорит, что это вовсе и не Тернер - сплошь такелаж и утопающие - Джеме больше не покупал картин, а над лестницей было на стене пустое место. Довольно-таки широкое, а свет там слабый, и Джемс часто смотрел на эту стену и думал, что она выглядит очень голо. Если бы нашлось что-нибудь не слишком дорогое, можно бы об этом подумать. Гм! Вот он, Бронзино: "Амур и Пискея", которой Смелтер так гордился, - "обнаженные фигуры" - ну, у нас на Парк-Лейн обнаженные фигуры не к месту. Он продолжал просматривать каталог: "Клод Лоррен", "Босбем", "Корнелий ван Вос", "Снайдерс". Ага, Снайдерс! Натюрморты - утки и гуси, зайцы, артишоки, лук, деревянные тарелки, устрицы, виноград, индейки, груши, а под всем этим спящие борзые, такие тощие, как будто их никогда не кормили досыта. Э 17, "М. Гондекутер. Домашняя птица. 11 футов на 6." Ого! Вот это размер! Он мысленно сделал три шага внутрь картины и три шага обратно. "Гондекутер". У брата Джолиона висит один в биллиардной на Стэнхоп-Гейт - тоже домашняя птица, - но не такой огромный. "Снайдерс". "Ари Шеффер" - ну, это что-нибудь малокровное, можно поручиться! "Роза Бонер", "Снайдерс".
Он сел сбоку, у стены, и замечтался - у Джемса это всегда было серьезное дело, неразрывно связанное с помещением капитала. Сомс теперь уже полноправный компаньон в фирме - что ж, мальчик подает надежды - сумел привлечь новых клиентов. А этот дом на Брайанстон-сквер - срок аренды кончается в сентябре - при пересдаче надо сотню накинуть, принимая в расчет те усовершенствования, что сделал прежний квартирант. К следующему кварталу очистится тысчонки две, надо бы вложить в ценные бумаги. Только вот в какие? Кэптаунские Медные - ну, не знаю! - Николас советует Мидлендские. А этот молодчик, Дарти, все пристает с Аргентинскими - нет уж, извините, до них я и щипцами не дотронусь! Подавшись вперед, опираясь скрещенными руками на ручку зонтика, он сидел, вперив взор в застекленную крышу, словно ожидая оттуда некоей благой вести, и его гладко выбритые губы между седеющих бакенбард чувственно налились, как бы уже смакуя дивиденды.
- Коллекция Уильяма Смелтера, эсквайра, с Рассел-сквер.
Ну, теперь пойдет болтовня! Как полагается. "Известный коллекционер", "шедевры голландской и французской школы", "редкий случай", "знаток" - чего только не нагородят! Вот уж нашли знатока - Смелтер покупал свои картины на ярды!
- Номер первый: Бронзино - "Амур и Психея". Леди и джентльмены, какую мы назначим исходную цену для этой замечательной картины, доподлинного шедевра итальянской школы?
Джемс иронически хмыкнул. Тоже знаток - со своим "Амуром и Пискеей"!
К его удивлению, аукцион пошел живо, и верхняя губа Джемса начала вытягиваться, как всегда, когда разгорался спор о ценах. Наконец, раздались три удара молотком, и Бронзино убрали. Вместо него поставили Снайдерса. Джемс безучастно глядел, как продавали картины одну за другой. В комнате было жарко, его клонило в сон. И зачем только он пришел? Лучше было бы подремать в клубе или прокатиться по парку с Эмили.
- Как? Нет желающих на Гондекутера? Этот замечательный большой шедевр?
Джемс уставился на огромную, водруженную на мольберт картину; с обоих концов ее поддерживали служители. Полным-полно кур и перьев, плавающих в крохотном прудике, а большой белый петух поглядывает на воду, как будто собрался купаться. Все в темных желтоватых тонах, только петух посветлее.
- Ну же, господа! Знаменитый художник, несравненный изобразитель домашней птицы. Скажем, пятьдесят фунтов? Сорок? Кто даст сорок фунтов? Это же все равно что даром. Ну хорошо, тридцать, для начала. Посмотрите на этого петуха! Мастерская кисть! Ну же! Предлагайте цену. Я приму любую.