И партизаны продолжали мстить. К тем убыткам, которые они причинили немцам в департаменте Нор, прибавились другие, когда движение охватило восток и Кот-д'Ор: еще сорок шесть воинских поездов, еще тысяча вагонов, еще пятьдесят семь паровозов, еще один мост, еще сорок телеграфных и телефонных линий; еще три тысячи немецких солдат и офицеров были убиты в столкновениях с советскими партизанами.
Порик был расстрелян, но его товарищи остались живы. Один из них, Семенов, организовал тринадцать железнодорожных крушений и налет на лагерь Beaumont, где разоружил и посадил в тюрьму весь отряд бельгийских SS, охранявший лагерь. Он был арестован и бежал. Его опять поймали, уже в другом месте, и он провел четыре месяца в заключении, подвергаясь пыткам и допросам. Немцы не только не добились от него никаких разоблачений, но даже не узнали, что он русский — он выдавал себя за поляка, давно живущего во Франции. Он действительно свободно владел польским и французским языками. В тюрьме он симулировал слабоумие; это не прекратило ни пыток, ни допросов, но все же сбило с толку немецких следователей. Он был освобожден из тюрьмы после прихода союзных войск.
Руководитель советского партизанского движения на севере Франции, человек, первым начавший борьбу против немцев, инициатор взрывов, покушений, ночных атак, командир того отряда, который жил в пещере, упорно уклонялся от рассказов о самом себе. — Главное — товарищи, — сказал он мне. — Когда имеешь дело с такими людьми, командовать не трудно.
Но о партизанской тактике он говорил с воодушевлением. — Мы должны были пересмотреть все принципы партизанских действий, — говорил он. — Здесь, во Франции, не было ни лесов, ни больших пространств, где могли бы действовать крупные отряды. А действовать было необходимо; мы применились к новым условиям. Имея в виду густоту шпионской сети, мы заменили крупные отряды небольшими группами. Мы стали шить сапоги на мягкой подошве — когда наш отряд шел ночью, нас не было слышно. Если нет лесов, можно партизанствовать в полях, изрытых канавами, в поселках или в городах, как мы это и делали. Единственное непременное условие — поддержка населения. В этом смысле мы чувствовали себя так, как если бы были на родине. 11 июля 1944 года, когда члены ЦК взяли на себя командование вооруженными отрядами партизан для открытой войны с немцами, мой собеседник находился в Париже. Он тотчас же отправился на север, и так как поезда не ходили, то он поехал туда на немецком автомобиле, сказав, что он рабочий и возвращается после отпуска в свой район. После его приезда началась настоящая война, и один из его отрядов, «Свобода», взял с боем город Барле-Дюк. Война бушевала всюду.
В это же время в департаменте Кот-д'Ор отряд Антона Васильевича «Максим Горький», расположенный в Шатильонском лесу, вел упорные бои с немцами и брал Шатильон-сюр-Сэн, в котором захватил около 500 пленных во главе с немецким полковником. Все это происходило в полном согласии с французскими отрядами FFI.
Мой собеседник всегда и неизменно подчеркивал это сотрудничество с французами. В своем докладе он писал: «Борьба советских патриотов не имела бы успеха, если бы нас, советских людей, не поддерживало местное население. Мы чувствовали все время братскую помощь французского народа. Этого мы никогда не забудем и будем вечно благодарны французским товарищам по борьбе».
В те дни, когда шли упорные бои на нормандском побережье, советский партизанский Париж был пуст. Люди, которых мы привыкли так часто видеть, эти неуловимые клиенты гестапо, просто партизаны, организаторы движения, агенты, то появляющиеся внезапно, то так же внезапно исчезающие, — все они уехали. Исчезла, наконец, такая знакомая фигура Антона Васильевича — после крепкого рукопожатия, — и в течение долгих недель ни о нем, ни о его товарищах ничего не было известно. Я знал, что Антон Васильевич действовал со своим отрядом в департаменте Кот-д/Ор, но никакой связи с ним, конечно, быть не могло. Последним уехал Алексей Петрович, который, как это выяснилось только позже, чудом освободившись из гестапо, добрался до отряда Антона Васильевича.
А в отряде все шло так, точно он давно существовал как отдельная советская единица, с той разницей, что вместо российских просторов, российских лесов и полей были леса и поля Франции — западного театра военных действий — против все той же, одинаковой всюду, германской армии. Так же тянулись дороги, так же чуть слышно шумела трава под летним ветром, так же над палаткой штаба отряда трепетал на ветру советский флаг. В штабе отряда печатались приказы о зачислении такого-то на все виды довольствия, о расписании занятий, о времени подъема, учения и отдыха, — эти приказы печатались на русской пишущей машинке; переводились на русский язык предписания французского командования, распределялись различные функции — снабжение провизией, стирка белья и т. д.