Конечно, И. В. Сталин прекрасно знал об «американском сценарии» послевоенного переустройства мира задолго до Бреттон-Вудской конференции, но все же, руководствуясь чисто прагматическими и тактическими соображениями, принял решение об участии советской делегации в ее работе, рассчитывая взамен на встречные «любезности» со стороны союзников, в частности открытие ими давно обещанного Второго фронта в Европе и продолжение поставок по ленд-лизу. Кроме того, он всё еще надеялся на то, что и после окончания войны США помогут СССР поднять разрушенную экономику, поскольку в Тегеране Ф. Д. Рузвельт клятвенно обещал ему предоставить советской стороне кредит в 6 млрд. долларов. Более того, в апреле 1944 года по каналам внешней разведки высшее советское руководство получило секретную информацию от одного из членов легендарной «кембриджской пятерки» Дональда Маклина, работавшего тогда первым секретарем британского посольства в Вашингтоне, что президент Ф. Д. Рузвельт даже готов увеличить кредит советской стороне до 10 млрд. долларов. Естественно, что в этой ситуации тогдашний нарком иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов тут же дал прямое указание советскому послу в Вашингтоне Андрею Андреевичу Громыко проинформировать главу Государственного департамента США Корделла Халла о том, что СССР готов принять участие в Бреттон-Вудской конференции, а в июне 1944 года в Вашингтон вылетела советская правительственная делегация во главе с заместителем наркома внешней торговли СССР Михаилом Степановичем Степановым, который парафировал все подписанные соглашения.
Первоначально Вашингтон рассматривал участие советской стороны в создании этих и других мировых финансово-экономических структур как одну из важнейших гарантий успеха их работы. Поэтому И. В. Сталин, не желая идти на конфронтацию с союзниками, принял решение об участии СССР в создании не только МВФ, МБРР и ГАТТ, но и Европейской экономической комиссии, Международной организации гражданской авиации и иных межгосударственных структур. Однако постепенно позиция советской стороны стала довольно резко меняться, поскольку: во-первых, в апреле 1945 года при очень загадочных обстоятельствах, возможно, как уверяют Л. И. Иванов и В. С. Зорин[4], в результате отравления, скоропостижно скончался многолетний президент США Франклин Делано Рузвельт, и «осиротевшую» американскую Администрацию теперь возглавил злобный антисоветчик, его вице-президент Гарри Трумэн, и, во-вторых, И. В. Сталин, В. М. Молотов, А. А. Жданов, Л. П. Берия, А. И. Микоян и другие советские вожди прекрасно понимали, что при принятии всех важнейших решений представители советской стороны не смогут на равных вести диалог и защищать интересы своей страны, поскольку не обладают даже простым большинством голосов, а право абсолютного или даже отлагательного вето во всех этих международных структурах на тот момент просто-напросто не существовало. Конечно, это обстоятельство означало серьезное ограничение свободы СССР во внешнеэкономической сфере и создавало прямую угрозу очень быстрого и массированного проникновения иностранного капитала в советскую зону влияния в Восточной Европе, что могло в ближайшем будущем привести к финансово-экономической, а затем и к политической потере всех этих территорий. Поэтому уже в конце 1945 года от имени руководства страны советский посол А. А. Громыко уведомил нового госсекретаря США Джеймса Фрэнсиса Бирнса об отказе Москвы ратифицировать Бреттон-Вудские соглашения.
Между тем в военно-политической сфере ведущим мировым державам удалось добиться гораздо большего доверия и взаимопонимания. Уже в апреле 1945 года после очень непростых и длительных переговоров главы советской делегации наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова с главой американской делегации сенатором А. X. Ванденбергом была завершена работа над проектом окончательной редакции Устава ООН, который был подписан на Международной конференции в Сан-Франциско в конце июня того же года.
По замыслам отцов-основателей Организации Объединенных Наций, пришедшей на смену Лиге Наций, ООН должна была стать универсальным инструментом политического регулирования всего нового мирового порядка, что вполне отвечало интересам СССР, поскольку процедура принятия основных решений в ООН была двухступенчатой. Нижнее звено этой организации — Генеральная Ассамблея ООН, объединявшая все страны — участницы ООН, — имело право принимать только рекомендательные решения. А верхнее звено организации — Совет Безопасности ООН — имело значительно более широкие полномочия и обладало исключительным правом решать все вопросы о применении санкций (в том числе силовых) против тех или иных государств, грубо нарушивших общепринятые нормы тогдашнего «международного права» или важные решения, согласованно принятые всеми членами СБ ООН. Причем особое положение нашей страны в Совете Безопасности ООН было надежно закреплено, поскольку: во-первых, Советский Союз наряду с США, Великобританией, Францией и Китаем получил место его постоянного и несменяемого члена; и, во-вторых, все ключевые решения принимались не простым большинством голосов, а только методом консенсуса — при обязательном согласии всех пяти его постоянных членов. Иначе говоря, каждый из постоянных членов Совбеза ООН получал так называемое «право вето» и мог в любой момент воспользоваться им, если находил, что любое предлагаемое решение не соответствует его международным или даже внутренним интересам.