Васильев послал связных к Травинскому и Блинову с приказом приостановить наступление до особого распоряжения и прошел к Фабрициусу. Комиссар сидел за столом и старательно рисовал на карте длинную красную стрелу. Она летела вдоль Торошинского шоссе и врезалась в Кресты. Весело посматривая на комбрига, Фабрициус изложил свой план:
— Днем мы били по Булак-Балаховичу растопыренными пальцами, а вечером ударим огневым кулаком. Пулеметы поставим на грузовики. Все орудия подтянем на шоссе. Трофейных боеприпасов у нас предостаточно. Обрушим ливень огня! И как можно больше шума. Пусть думают, что мы бросили на них по крайней мере дивизион броневиков…
— А где мы возьмем пулеметчиков и артиллеристов? — спросил Васильев. — В резерве никого нет…
Комиссар, наверное, предвидел этот вопрос. Он не задумываясь предложил:
— Я сяду за пулемет головной машины, вы возглавите вторую, начальник штаба — третью. А номерными поставим писарей и связных.
Начальник штаба нашел нужным заметить, что грузовик все-таки не бронемашина, весьма рискованно, но комбриг поддержал Фабрициуса:
— Если мы не возьмем Кресты — потеряем город. Противник соберет силы и опрокинет нас…
…В назначенный час Фабрициус выпустил в сторону Крестов три алые ракеты. Они фырча врезались в небо и рассыпались багровыми угольками. Шоферы завели моторы, и по сосновой роще, по густому ивняку покатился гулкий будоражащий рокот. Яростно рявкнули орудия. Зажигательный снаряд угодил в стог соломы, и длинные языки огня взметнулись и опалили низкую черную тучу.
Три минуты бушевало пламя артиллерийского обстрела. И вот Фабрициус услышал сильный голос военкома Гдовского полка Петра Смородина:
— За Советскую власть! Вперед! Ура!
Высоко поднялось, покатилось перекатами вдоль шоссе торопящее и торжествующее «Ура!».
Фабрициус ударил кулаком по кабине, и грузовая машина, грохоча листовым железом, помчалась по шоссе. Комиссар повел огонь короткими очередями по траншеям на окраине деревни. И в шуме боя неожиданно услышал цокот многих подков и понял: лихая конница батьки Булак-Балаховича не выдержала, удирает…
Машина проскочила деревню Кресты и врезалась в толпу бегущих пехотинцев. Фабрициус пожалел, что взял мало лент. Когда горячий пулемет откинул последние патроны, комиссар трижды постучал в крышу кабины. Машина остановилась. Фабрициус приказал шоферу:
— В город. В больницу.
Ехали медленно. Подбирали раненых. Фабрициус подбадривал стонущих:
— Потерпите немножко. На живом все заживет…
Больница оказалась переполненной. Фабрициус разыскал утомленного, злого начальника санитарной части и распорядился:
— Займите лучшие дома. Всех раненых, всех до одного, уложите в постели. Мобилизуйте местных врачей и сестер милосердия. Немедленно составьте список, что вам нужно, чтобы всех красноармейцев в кратчайший срок вернуть в строй. Мы дадим все необходимое…
Начальник вытер мокрое лицо, сказал:
— Постараемся… Мобилизуем…
Фабрициус поехал в гостиницу «Палерма», в которой решено было развернуть штаб.
Комбрига на месте не оказалось. Фабрициус приказал часовому:
— Полчаса ко мне никого не пускайте. Я очень занят…
Комиссар привалился к столу. Но радость победы заставляла забыть об усталости. И захотелось поделиться этой огромной радостью с самым дорогим, самым главным человеком. Ведь он жил и работал в этом городе после сибирской ссылки. И конечно, ему будет очень приятно узнать о том, что Псков освобожден и миновала опасность, нависшая над Петроградом. И эта весть придаст Владимиру Ильичу новые силы, столь необходимые в его напряженнейшей деятельности.
Четким, красивым почерком Фабрициус написал:
«Москва, Кремль. Председателю Совета Народных Комиссаров В. И. Ленину.
Вчера вечером, 25 ноября сего года, в 16 часов 30 минут доблестными красноармейскими частями Торошинского участка с бою взят город Псков.
Белогвардейские банды при дружном натиске наших частей разбежались.
В городе приступлено к восстановлению Советской власти».
Подписав телеграмму, Фабрициус сам отнес ее на узел связи — очень хотелось, чтобы добрая весть быстрее долетела до Кремля…
В штаб Среднего боевого участка хлынул поток телеграмм, писем, подарков. Старобельский волостной Совет прислал освободителям Пскова 60 пудов махорки.
Столь щедрый подарок растрогал Фабрициуса. Ведь эту махорку собирали по щепотке, по горстке тысячи крестьян. И военком послал старобельцам благодарственную телеграмму, в которой заверил: «Товарищи красноармейцы клянутся драться до последней капли крови за принципы, возглашенные Великой Октябрьской рабочей и крестьянской революцией».