Я вдруг заметил, что стою, прислонившись лбом к стеклу иллюминатора. Гемма уплыла в сторону. Космос снаружи стал снова черным и пустым.
Апартаменты Командора находились на третьем уровне, и через какую-нибудь минуту я уже входил на занятую военными территорию. По счастью, ни искать, ни расспрашивать мне не пришлось. Белый сверкающий мундир я разглядел издалека. А если бы не разглядел, то наверняка бы расслышал по множественному перезвону золоченого металла. Наш генералиссимус был увешен наградами, словно добрая новогодняя елка. Только что не водили вокруг него хороводов дети и не распевали веселых январских песен. Впрочем, приведись такому случиться, Командор и тогда бы ни на йоту не изменил своей мимики, а дети на таком празднике наверняка бы скисли, и уж, конечно, не нашлось бы такого смельчака, что полез бы под елку за подарками.
Я сбавил шаг, обдумывая, как половчее завязать разговор. В случае с грозным генералом это было не так-то просто. Заложив руки за спину, каменноликий потомок Мак-Артура сосредоточенно прохаживался по ковровой дорожке. Десять шагов вперед и десять назад. Часовой у стены, детина двухметрового роста, напоминал замершего перед прыжком кузнечика. По-моему, он даже не дышал, и только по движению глаз, напряженно следящих за челночным передвижением начальства, можно было догадаться, что он жив. По крайней мере – где-то глубоко внутри…
Мне пришлось обратить внимание на офицера с увесистой папкой, стоящего чуть впереди. Он заявился сюда чуть раньше меня, и ему тоже требовался Командор. Поза прибывшего отражала страдальческое терпение, на правом погоне дремала муха, аксельбанты на груди так перекрутились, что напоминали спутанные бельевые веревки. Аксель-Банты… Придумавший их, разумеется, не подозревал, что изобретение окажется на редкость долговечным. Подумать только, эти висюльки благополучно дожили до третьего тысячелетия! И ведь, черт возьми, ничто не помешало нам забыть исконные балалайки и гусли! А вот аксельбанты запомнили. Почему, объясните мне?…
Остановившись возле офицера, я пригляделся к Командору. Ни меня, ни моего соседа он по-прежнему не замечал. А скорее всего – не желал замечать. Что поделать, для иных утренний моцион – вещь из разряда святых. Будь здесь снег, думаю, он успел бы протоптать основательную тропку. Но снега не было, и он мял и протирал наш корабельный ковер. Ковер было жаль, но сейчас я думал только о предстоящем разговоре. До сих пор с этим сфинксом мне удавалось поддерживать достаточно терпимые отношения. Видит Бог, я старался. Я даже сумел совершить невозможное, придав этим отношениям видимость теплых и дружеских. И уж на правах «друга», поверьте мне, я постарался развернуться во всю ширь. Подавляющее большинство астронавигаторов и кибернетиков «Цезаря», быстро усвоив формы нехитрого саботажа, включилось в игру. Я еще не представлял себе в точности, ради чего ведется наша игра, но что-то нам всем подсказывало, что играть стоило.
Генерал продолжал размеренно вышагивать взад-вперед, и, взглянув на часы, я мысленно зарычал от нетерпения. Мой сосед, офицер, не делал ни малейшей попытки оживить картину. Муха на его погоне, должно быть, досматривала десятый сон. Подавив зевок, я рассудил, что если немедленно не предприму каких-либо мер, то вскоре зарычу вслух или усну в стоячем положении. Терпение и выдержка хороши там, где этого требуют обстоятельства. В сложившейся ситуации следовало серьезно подсуетиться.
Может быть, мне показалось, а возможно, так оно в самом деле и было, но в слаженном движении Командора произошла некоторая заминка. И тут же, опережая офицера с папкой, я ринулся к генералу, как пес, услышавший любимую команду. Командор окончательно сбился с шага, и мужественное лицо его недоуменно поворотилось в мою сторону.
– Извините, что побеспокоил, Командор, но надеюсь, ваше войско готово? Хотел напомнить, что через час-полтора нам высаживаться.
Я так и лучился дружелюбием, но выражение вытесанной из крепких пород физиономии ничуть не изменилось. Мне приходилось мучительно ожидать ответа, а Командор тем временем неспешно размышлял над моими словами. Кто знает, может быть, я отвлек его от приятных воспоминаний. Например – о каком-нибудь последнем из своих парадов или еще лучше – о недавней ссоре с Билиусом…
– Мои люди всегда готовы, – сухо и чуть нараспев произнес он. На слове «мои» он сделал особое ударение, и я поежился. Все ясней ясного. Билиус всегда был везунчиком. Он и сейчас изловчился внести раскол и разлад. «Мои» и «не мои» снова действовали порознь.
– Я хотел бы извиниться за помощника, – заторопился я. – Честно говоря, не понимаю, какая муха его укусила. Словом, я нахожу его поведение недостойным и хочу, чтобы вы об этом знали.
– Да, ваш помощник меня удивил, – холодно кивнул Командор. – Вообще странно, что вы держите у себя на борту подобных подчиненных.
– Кадры – наша беда, – я беспомощно развел руками. – Но смею вас заверить, Билиус свое получил. Во всяком случае в операции по высадке десанта ему не участвовать.
– Разумеется. В операции будут участвовать только военные.
Это его «только» мне тоже не понравилось, но пришлось сладенько поддакнуть.
– Ваш помощник говорил что-то о необходимости спутников при посадке, – Командор раздраженно шевельнул плечом. – Вы в курсе?
Еще бы не в курсе!.. Выпалив серию неприличных слов – разумеется, про себя, я изобразил крайнюю степень сожаления.
– Кажется, припоминаю. Был такой разговор. – Я осторожно подбирал слова. – Дело в том, что «Цезарь» – судно крупнотоннажное, и без спутников посадка значительно осложнится. На Гемме ведь нет ракетодрома, всего-навсего один причал.
– Ваши навигаторы не в состоянии посадить корабль там, где им требуется?
– Понимаю ваше недоумение, Командор, но увы, это так. Гемма – планета с высокой магнитной иррадацией. Приборы здесь врут, и без вспомогательного наведения мы в определенной степени слепы. Не скажу, что мы рухнем, но и подобной возможности я полностью не исключаю.
– Даже так?
Сказано это было все также сухо, без тени эмоций. Командор не принадлежал к разряду гурманов. Он пережевывал услышанное, как больной овсяную кашу. Пока он скрипел мозгами, я успел с омерзением подумать о собственном лице. Хорошо, что поблизости не висело зеркал. Взглянув в одно из них, я мог бы умереть со стыда.
– Собственно, я хотел поговорить с вами по другому поводу, – я набрал в грудь побольше воздуха… Ей богу, Билиуса следовало отшлепать! Чего ради я должен был пыхтеть над экспромтами? Пилюлю, которую мы откладывали на крайний момент, приходилось преподносить теперь. Крайнего момента мы могли и не дождаться.
– Вы ведь готовитесь к зэт-бомбардировке, Командор?… Я видел те треноги в трюме. Поверьте мне, я кое-что в этом смыслю… Но это же полная стерилизация планеты!
– Не понимаю, что вас тревожит, – он снова задвигал плечами. – Если на Гемме есть что-либо живое, то это живое успело показать себя в полной красе. Вы знаете о нашей миссии. Или вам мало «Персея»?
– Нет, конечно же, нет! Но есть один нюанс, который мешает мне проголосовать за стерилизацию.
Уголки губ этого сфинкса дрогнули. Нет, улыбаться он не собирался. (Представляю себе его улыбку!) Это была какая-то новая, незнакомая мне гримаса. Впервые в генеральских чертах промелькнуло что-то первобытное, пугающе-свирепое. Надо отдать ему должное – он справился с собой. Справился ценой немалого усилия. Тяжелые руки судорожно заходили за спиной, а плечи теперь дергались не переставая. Однако лицу он сумел вернуть спокойствие.
– Что еще за нюанс?
– Один из дежурных жив. Мы получили информацию от станционных биосенсоров. Всего пару часов назад.
Наверное, выстрели я в упор, это не произвело бы столь сильного впечатления. Я не сомневался, что сомнения о спутниках начисто забудутся. Фактически на основании данных биосенсорной линии я запрещал военным зэт-бомбардировку и грудью вставал на защиту станции. Планы их летели ко всем чертям. Они рвались затопить планету огнем, но жизнь одного-единственного человека делала это невозможным. Уверен, они предпочли бы не знать об этом несчастном дежурном. И возможно, генерал впервые пожалел о том, что неосторожно воспользовался гражданским звездолетом. Мы оказались свидетелями, которыми нельзя было пренебрегать.