Бой на флангах длился часа полтора. Затем противник атаковал полк в центре, но и тут ему не удалось прорваться. К полудню на переднем крае установилась тишина.
Дозарядив диски, напарник Александра Ивановича поднялся и, широко расставив свои длинные ноги, сказал:
— Вот что такое, Лександр Иванович, заслон. Хоть трудновато нам будет потом, когда будем выходить из окружения, зато задачу выполнили. Правильно?.. А ты говорил, что я ничего не понимаю… Если разобраться, то наш командир «хорошо и прочно» знает свое дело. Если бы я командовал фронтом, я бы давно дал ему…
— Что бы ты ему дал? — спросил Александр Иванович вдруг замолчавшего товарища.
— Теперь ему, кажется, ничего не надо, — ответил пулеметчик и присел, как подкошенный, горестно опустив голову на острые колени. Он рассказал, что видел, как санитары пронесли мимо кургана неподвижное тело майора Пургина.
— Не может быть…
Александр Иванович не сразу поверил. Но, прислушавшись, к тишине, которая будто придавила полк, поднялся, оглянулся назад. В тылу, где всегда после боя наступала горячая пора для связистов, санитаров, врачей, подносчиков патронов, начальников боепитания рот и батальонов, на этот раз будто все замерло.
Прошло, полчаса — тишина. Прошел еще час — тишина. Теперь она казалась Александру Ивановичу более страшной, чем самая грозная схватка. Отдельные выстрелы звучали громче залпа. Малейший шорох представлялся началом новой атаки. Но ее не было.
— Пулеметчик Фомин, на командный пункт! — громко, как показалось Александру Ивановичу, оглушительно громко выкрикнул прибежавший сюда связной.
Стряхнув с себя пыль и поправив ремень, Александр Иванович последовал за ним, еще не зная, кто его вызывает и зачем.
— Проходи к комиссару, — сказал связной, остановившись у входа в командный пункт.
У бруствера, лицом к переднему краю, стоял комиссар Титов. Наблюдая в бинокль за противником, он, не оборачиваясь, спросил:
— Фомин?
— Я.
— Александр Иванович?
— Так точно.
— Житель Сталинграда?
— Да.
— И учитель начальной школы, — не отрываясь от бинокля, дополнил Титов.
— Сейчас рядовой пулеметчик.
— Вот что, Александр Иванович, — комиссар повернулся лицом к Фомину, — вам предстоит срочно отбыть в Сталинград с пакетом Военному совету армии. — И, взяв за локоть, отвел пулеметчика в сторону. — Военный совет армии сейчас располагается в Царицынском подземелье, чуть выше Астраханского моста.
— Знаю, — ответил Фомин.
— Затем, — продолжал комиссар, — когда передашь пакет, надо будет… — Комиссар вдруг задумался и, помолчав, спросил: — У тебя дети есть?
Фомин посмотрел в воспаленные глаза комиссара и с трудом ответил:
— Сын…
— У меня тоже есть. Только дочь. Если мы останемся живы, вернемся к ним. А вот они… — Комиссар не закончил фразу, подал пакет. — Скачи в Сталинград. И вот еще… Передай записку сыну командира полка — Косте Пургину и его бабушке. Их надо немедленно отправить за Волгу. Теперь это лежит на нас.
Фомин скорбно посмотрел в глаза комиссару и, постояв минуту, спросил:
— Разрешите выполнять?
— Да, седлай Орлика и скачи.
Орлик, конь командира полка, был лучший скакун во всей дивизии. До этого дня на нем никто не ездил, кроме Пургина…
Над позициями полка снова появились фашистские бомбардировщики. Они летели стая за стаей, выстроившись треугольными косяками. Но ни одна бомба почему-то не упала на боевые порядки полка, их понесли куда-то дальше.
Фомин оглянулся, и черные полосы дыма, что тянулись от горящих танков к переднему краю полка, показались ему траурными лентами. А гул бомбардировщиков все нарастал и нарастал.
«Надо торопиться», — подумал он, закидывая ногу в стремя.
Конь вымахнул из балки и помчался. Фомин скакал напрямик, не замечая дороги. Вдруг впереди застучал пулемет.
— Орлик, вперед! — крикнул Фомин.
Орлик бессильно рванулся и пластом повалился на дорогу. Невдалеке показались танки. Они расположились полукругом, оседлав железную дорогу и шоссе. Оттуда раздалась еще одна пулеметная очередь.
«Вот почему они перестали атаковать наш полк с фронта, они уже прорвались сюда».
Фомин переполз по канаве в кусты, огляделся. Теперь он понял, почему комиссар торопил его. Полк остается в окружении и продолжает отвлекать на себя силы противника. Надо торопиться и доложить об этом Военному совету армии.
Рука привычным движением нащупала за пазухой пакет. Еще раз посмотрев на пакет и записку, на которой рукою комиссара было написано: «Тургеневская, 20, отдельный домик, Пургину Косте», Фомин подумал: «Надо спешить…»
2. Совсем один…
Неделя, минувшая после отъезда комиссара Титова, была для Кости полна неожиданностей и огорчений. Рухнули все его планы. Инструментальный цех опустел, знакомый инженер-радист уехал со станками в другой город. Вчера Костя ходил на Волгу, но и там скука… Вернулся домой и уселся за книжку. Бабушке это нравится, да и книжка попалась интересная — про первобытного человека. Костя читал ее до позднего вечера. И сегодня с утра, даже не умываясь, снова принялся за книжку. Читает и на бабушку поглядывает. Она эту ночь совсем не спала. Ходит, вздыхает, а то станет посреди комнаты, прижмет руки к груди и стоит. На полу — узлы, чемоданы, корзины, приготовленные к погрузке. Чтобы отвлечь бабушку от тяжелых раздумий, Костя вдруг громко закричал:
— Ура, бабушка, победа!
Не понимая, о какой победе идет речь, бабушка поднимает голову. На ее лице недоумение.
— Где победа? Что ты, батюшка?
— Да вот в книжке.
— Ох, господи…
— Не господи, а так было, — перебил ее Костя и с азартом принялся рассказывать, как человек добыл огонь и какое это было торжество.
— Про это, Костенька, мне рассказывал еще твой отец… Ты вот скажи, куда книги девать? — спросила бабушка, взяв со стола стопку книг.
— Не трогай, я сам соберу. А эту, про Спартака, надо отнести в библиотеку.
— Опоздал, все уехали.
— Не уехали, там не такие трусы. Сейчас пойду и сдам.
— Позавтракал бы…
— Пока не хочу, потом.
— К обеду непременно будь. Машина придет. Все уезжают, и нам надо…
В небе на стальных тросах плавали аэростаты заграждения, похожие на огромные огурцы. Между ними таяли утренние облака.
«Неужели и нам придется уезжать? Куда же пойти сейчас? В библиотеку Дворца пионеров еще рано, на завод — не пустят».
Костя вдруг вспомнил про зоопарк, где жил его любимый голубь Вергун, которого он навещал каждое воскресенье, и, не раздумывая, отправился в зоопарк.
Пустые улицы и переулки то и дело перебегали кошки и собаки. Они не обращали внимания ни на что, как-то дико обнюхивали углы и, не находя приюта, шли подле заборов к Волге.
К удивлению Кости, ворота зоопарка оказались открытыми. Он прошел к пруду, но там уже никого не было: ни медведей, ни львов. Их куда-то увезли вместе с клетками. В птичнике тоже было пусто. В тех секторах, где жили фазаны, куропатки и стрепеты, хозяйничали воробьи. Недалеко от птичника стоял слон. Лениво покачивая хоботом, он, кажется, был доволен тем, что остался в одиночестве. Скучное и нескладное животное: смотри на него хоть два часа, как на стог сена, он и ногу не переставит.
И Костя собрался уже уходить, как вдруг заметил Вергуна. Голубь сиротливо сидел в углу пустой клетки.
— Вергун!.. — Костя вывернул карман, высыпал на ладонь крошки хлеба. Голубь, доверчиво подойдя к нему, с охотой начал клевать крошки.
«Какой смирный стал, совсем не боится меня! Под рубашку бы его сейчас… Пойдешь?» — мысленно спросил Костя голубя и потянулся было рукой к нему, но в эту минуту за спиной послышались шаги. Оглянувшись, Костя встретился глазами с молчаливым, угрюмым сторожем. Спрятав руку в карман, Костя шагнул в сторону. «Надо уходить, а то еще подумает, что воровать пришел». И, не оглядываясь, вышел из зоопарка.