— Костя, говори прямо: зачем пришел?
Эти слова смутили мальчишку, а командир полка, будто ждал такой помощи, улыбаясь, позвал к себе Фомина:
— Александр Иванович, я думал — ты спишь. Заходи, заходи! Меня тут атакуют, штурмом хотят взять.
— Не спится что-то, — сказал Фомин, входя в отсек.
Костя насупился: «Теперь они вдвоем окончательно осмеют меня за разведку».
— Так, значит, вы решили ходить на батарею, а дальше что? — спросил Титов, вернувшись к прерванному разговору.
— Да нет, я просто так сказал, — пояснил Петя, глядя на рацию: вот, мол, рацию отремонтировали, значит, понимать надо, мы уже радисты, а про батарею так, для начала затеяли.
— Он «просто так сказал» потому, что не откровенно, — заметил Фомин.
— Вот это, пожалуй, верно, — подхватил Титов. — Например, ты, Ваня, кем хочешь быть: наводчиком? командиром орудия?
Этот вопрос поколебал Ваню, и он, забыв про условие, вдруг высказал свое сокровенное желание:
— Хочу быть командиром орудия!
Титов и Александр Иванович переглянулись и, чувствуя, что Ваня вот-вот заплачет, решили поддержать его. Сначала они говорили, что враг будет разбит. Для этого у советского народа есть все необходимое: и армия, и ее кадровый состав, и техника, и многое другое. Затем Александр Иванович коснулся выдержки и сказал об умелом использовании техники и заметил, что одним желанием врага не возьмешь.
Костя слушал и не мог понять, почему они так подробно объясняют. Неужели решили взять Ваню в артиллеристы?
— Вот артиллерийский планшет, — сказал Титов, — вот логарифмическая линейка, а завтра я вам покажу буссоль. Все это нужно знать артиллеристам, как свои пять пальцев.
Ваня подержал в руках белую раздвижную линейку с непонятными буквами, посмотрел на планшет со множеством квадратиков, на формулы и расчеты, вычерченные между овальными линиями, затем взглянул в глаза собеседникам и признался:
— Этого я не знаю.
— Это тригонометрия, — заметил Александр Иванович.
— Значит, я не гожусь в артиллеристы? — всхлипнув, спросил Ваня.
— Почему же не годишься? — успокоил его Титов и, помолчав, добавил: — Вы ребята настойчивые, умные. Поучитесь — и из вас такие артиллеристы вырастут, всем на зависть.
— Оставьте нас в полку хоть рядовыми стрелками! — с отчаянием взмолился Петя, поняв последний намек Титова.
Беседа длилась больше часа. К огорчению Вани, Костя и Петя согласились, что быть пехотинцами-стрелками— тоже не простое дело. В пехоте надо хорошо знать тактику, умело владеть автоматическим оружием, разбираться в законах огневого дела и быть выносливыми, крепкими и закаленными физически.
Внезапно с потолка посыпался песок. В эмалированной ванночке запрыгал металлический шприц, рассыпая дребезжащий звук, будто в эту минуту по блиндажу промчались сотни машин и повозок…
— Ну вот и началось, — сказал Титов.
— Что началось? — спросил Ваня.
— Большое наступление, Ваня, большое…
Костя первым выскочил на улицу. «Надо разбудить девочек, а то ничего не увидят, проспят», — подумал он и, остановленный нарастающим гулом, облегченно вздохнул: «Ух как здорово играют!» В эту же секунду за ним выскочили Ваня и Петя. И перед их глазами открылось невероятное: в зимнем небе — радуга! Ниже туч — Млечный Путь. Звезды, искрясь, стремительно катились в одном направлении. На востоке занялась заря, но она слилась с заревом залпов заволжских батарей, отчего все небо покраснело.
Ребята, задрав головы, остановились.
Как рой комет с длинными огненными хвостами, пронеслись над ними снаряды «катюш». Описывая дугу и перегоняя друг друга, они устремились туда, за окраину заводского поселка, за Мамаев курган. А там, на юге, за Дар-горой, за элеватором, и тут, на севере, за Спартановкой и у Орловки, гремели взрывы. Сначала были видны только столбы вспышек, затем все слилось в сплошную стену огня. А из дубрав Заволжья каждую секунду вырастали новые и новые полосы залпов «катюш». Они, как острые сабли, выхваченные из ножен, рассекали утренний туман. Это вступил в дело резерв Верховного Главнокомандующего.
В эту же минуту Костя вспомнил отца. «Папа, папа… если бы ты был жив!» Глаза затуманились, в горле тесно, и сердце куда-то рвется из груди. Быть бы сейчас Косте где-нибудь одному, он бы дал волю слезам…
Костя украдкой посмотрел на Титова, который стоял рядом, и, почувствовав, что этих слез не надо стыдиться, повернулся к нему лицом.
Александр Иванович, видя на Костином лице слезы, бросил костыль, обнял Костю, затем Петю и, подтянув сюда же Ваню, закричал им прямо в уши:
— Скоро, ребята, скоро пойдете в школу!..
В небе, волна за волной, пошли скоростные бомбардировщики новой конструкции Туполева. Вокруг них кружились шустрые истребители Яковлева и Лавочкина. Тут же из-за облаков вывернули косяки двухмоторных пикировщиков Петлякова. За ними грозной тучей двигались тяжелые бомбардировщики. Но вот воздух наполнился гудением целой армады штурмовиков. Девятый вал. Грозные «воздушные танки» спустились низко. Покачивая крыльями, они приветствовали защитников Сталинграда. В ответ полетели вверх шапки, все закричали. Но ни Костя, ни Петя, ни Ваня слов не слышали. Только по движению губ и радостным лицам они определили, что сталинградцы приветствуют грозную силу советской авиации.
Из первой роты, в списки которой майор Пургин зачислен навечно, прибежал связной. Он, по привычке втягивая шею в плечи и пригибаясь, спрыгнул в канаву, как было установлено правилами маскировки, но, видя перед собой стоящих во весь рост Титова, Фомина, офицеров штаба, как бы оробел, смутился Костя знал этого связного с первого дня прихода в полк. Он казался ему маленьким, короткошеим, сгорбленным. Но вот связной выпрямился, поднял голову и стал неузнаваем: он будто раздался в плечах, вырос в могучего и красивого воина. И он ли только вырос в глазах Кости в эту минуту? Все вокруг него стояли теперь с поднятыми головами и смотрели вперед. У них будто раздвинулись груди, и, кажется, только теперь они ощутили в себе поистине богатырскую силу!
За первой партией штурмовиков появилась вторая, третья, четвертая…
— Четвертая сотня! — крикнул Ваня, но его голос потерялся в шуме моторов.
Описав в воздухе рукой четверку и два нуля Ваня растопырил четыре пальца. Но в это время появилась новая партия, и Ваня вынужден был отсчитывать десятками, показывая пальцы обеих рук: «Двадцать, тридцать…» В ту же секунду над осажденным гарнизоном, покачивая крыльями, промчалась пятерка «яков», и все дружно начали им аплодировать. Ребята сорвались и что есть силы пустились к трансформаторной, чтобы вытащить девочек на улицу Но и они уже вышли из подземелья. Рядом с ними стояла мать Лизы. Она учащенно моргала, будто щурясь от яркого солнца и разгадывая, что делается в небе. Она не видела, сколько летело самолетов и какие они были, но чувствовала, понимала и радовалась прилету крылатых защитников…
Костя не знал, о чем думает в эту минуту слепая женщина, но видел: она, как молитву, шептала слова благодарности.
Начавшийся еще до рассвета снегопад и понизовый ветер торопятся закрыть глубокие воронки от бомб и следы вражеских снарядов на отлогих северных склонах Мамаева кургана Будто сама природа взялась остудить и залечить обожженные огнем скаты кургана. Сколько стали, железа и свинца выплеснул враг на эту господствующую над городом высоту, чтобы овладеть важным командным пунктом! Были дни, врагу удавалось заползти на вершину кургана и отсюда корректировать огонь своих батарей. То были тяжелые для Сталинграда дни.
Теперь здесь, на северных склонах, как и в начале битвы, генерал Пожарский устроил наблюдательный пункт. Отсюда видны и тракторный завод, где еще сидят фашисты и огрызаются с отчаянием обреченных, и степные дороги, по которым еще носятся вражеские мотоциклисты с пакетами и донесениями о все новых и новых ударах Советской Армии.
Кто-кто, а Пожарский знает, почему так мечутся по степи вражеские связные: наступление начато на флангах Сталинградского фронта, продолжается успешно, и не сегодня-завтра огромная армия гитлеровцев окажется в гигантском котле. И здесь, у стен Сталинграда, героические защитники волжских берегов, взламывая вражескую оборону, штурмом овладевают кварталами, улицами и целыми районами.