Так начал возрождаться Сталинград. Еще шли бои, а сталинградцы уже принимали решения по восстановлению города. Это был моральный плацдарм для подъема духовных и физических сил всего населения области, зов к новым подвигам в бою и в труде.
22 января войска Донского фронта, возобновив наступление, перешли к решительному штурму позиций окруженной группировки противника. Если враг не сдается, его уничтожают. На этот раз генерал Рокоссовский решил встречными ударами 21-й и 65-й армий с запада и штурмовыми отрядами 62-й армии с востока в направлении на поселок Красный Октябрь завершить расчленение окруженных войск на две части, а затем уничтожить их.
Утром 26 января части 2-й армии И. М. Чистякова, разгромив противника в авиагородке, вплотную подошли к Сталинграду с запада. Части 62-й армии после долгой борьбы в руинах города вырвались на открытое поле между авиагородком и заводским районом. На косогоре перед долиной между Мамаевым курганом и поселком Красный Октябрь первыми встретились гвардейцы танковой бригады М. В. Невжинского со штурмовыми отрядами гвардейской дивизии генерала А. И. Родимцева. В бригаде был батальон танков, построенных на средства, собранные челябинскими колхозниками. Первым из этого батальона с героическими защитниками центра города встретился экипаж танка под номером 18 с надписью на борту «Челябинский колхозник».
В тот же час штурмовые батальоны 65-й армии генерала П. И. Батова встретились со штурмовыми группами сталинградцев на Мамаевом кургане и обменялись знаменами. На одном из них было написано: «В знак встречи 26—I—1943 года».
Остатки группировки Паулюса оказались разрезанными на две части. Одна — в составе девяти потрепанных дивизий — продолжала сопротивляться в южных районах города, другая — 12 таких же дивизий — на участках заводов «Баррикады» и тракторного.
Сам Паулюс, потеряв управление войсками, переместил свой штаб в центр города в подвал универмага. Отсюда он радировал в ставку вермахта: «Дальнейшая оборона бессмысленна. Поражение неизбежно. Чтобы спасти еще оставшихся в живых, армия просит немедленного разрешения капитулировать». Вместо того, чтобы разрешить капитуляцию, Гитлер потребовал от Паулюса любой ценой выстоять и не омрачать десятилетие фашистского строя в Германии, которое будет отмечаться 30 января. Паулюсу оставалось ждать юбилейной даты, чтобы принять самостоятельное решение. Ему было присвоено звание фельдмаршала. Этим жестом Гитлер, вероятно, наталкивал вновь испеченного фельдмаршала на то, чтобы тот приставил пистолет к собственному виску и тем закончил свою карьеру. Но этого не случилось. Паулюс нашел другое решение.
На ликвидацию противника в южной части города, где находился Паулюс, были нацелены войска 64-й армии генерала М. С. Шумилова. К исходу дня 29 января 36-я гвардейская стрелковая дивизия М. И. Денисенко нанесла удар через Дар-гору и, обойдя элеватор, достигла реки Царицы. Развивая успех этой дивизии, 38-я мотострелковая бригада полковника И. Д. Бурмакова прорвалась к вокзалу и завязала бой на подступах к универмагу. Эта бригада была сформирована год назад в Тракторозаводском районе. В нее были включены отряды истребителей танков и молодежные команды по борьбе с диверсантами — рабочие тракторного завода. В боях на дальних и ближних подступах к Сталинграду они показали высокие образцы мужества и умения наносить удары по самым уязвимым местам противника. И вот перед ними открылся родной город, его центр — ни одного уцелевшего дома, пустыри, развалины, стены с проломами и чернеющими глазницами окон. Встретив жестокое сопротивление перед универмагом, они окружили его, еще не зная, что тут укрывается фельдмаршал Паулюс со своим штабом.
— Прекратить огонь! — приказал Бурмаков.
Ему доложили, что в одном из окон универмага показался белый флаг.
Это было утром 31 января. К универмагу направились капитан Н. Ф. Гриценко, старший лейтенант Ф. М. Ильченко и лейтенант А. И. Межирко. У входа в подвал их встретили два немецких генерала — Росске и начальник штаба 6-й немецкой армии Шмидт. Оба генерала высказались за переговоры с уполномоченными на то высшими офицерами штаба Донского фронта.
— Здесь находится фельдмаршал фон Паулюс, — сообщил один из них.
Получив такое сообщение от Бурмакова, командующий 64-й армией М. С. Шумилов направил в штаб Паулюсу своих представителей— генерал-майора И. А. Ласкина, полковника Г. С. Лукина, подполковника Б. И. Мутовина и майора И. М. Рыжова. От бригады Бурмакова в эту группу был включен полковой комиссар Л. А. Винокур.
Встретившись с представителями штаба Паулюса, генерал Ласкин предъявил текст ультиматума:
«Всем войскам, окруженным под Сталинградом, немедленно прекратить сопротивление;
— организованно передать в наше распоряжение весь личный состав, вооружение и всю боевую технику;
— немедленно передать нам все оперативные документы главного командования;
— прекратить всякие радиопереговоры.
Мы гарантируем безопасность всем находящимся в окружении и оказание немедленной медицинской помощи раненым и больным».
Генерал Росске, назначенный накануне командующим окруженными в южной части города войсками, принял ультиматум и тотчас же продиктовал по телефону приказ о прекращении сопротивления.
На требование генерала Ласкина сдать личное оружие фельдмаршал Паулюс молча отстегнул кобуру личного пистолета. Пистолет у него изъял полковой комиссар Винокур.
В тот же день было взято в плен еще несколько гитлеровских генералов.
В. И. Чуйков рассказывает: «Вечером 31 января я, Гуров и Крылов опрашивали в моей землянке, уже просторной и светлой, пленных немецких генералов. Видя, что они голодные и нервничают, беспокоясь за свою судьбу, я распорядился принести чай и пригласил их закусить. Все они были одеты в парадную форму и при орденах. Генерал Отто Корфес, беря в руки стакан чая и бутерброд, спросил:
— Что это, пропаганда?
Я ответил:
— Если генерал считает, что этот чай и закуска содержат пропаганду, то мы особенно не будем настаивать на принятии этой пропагандистской пищи…
Такая реплика несколько оживила пленных, и разговор наш продолжался около часа. Больше других говорил генерал Корфес. Генералы Пфеффер и Зейдлиц отмалчивались, заявив, что в политических вопросах они не разбираются.
Генерал Корфес в беседе развивал мысль о том, что положение Германии того времени имеет много общего с положением, в котором она была во времена Фридриха Великого и Бисмарка. Считая, что Гитлер по уму и делам стоит не ниже Бисмарка, Корфес, видимо, хотел сказать, что если у Фридриха и Бисмарка были неудачи, они все же остались великими, то и поражение Гитлера на Волге не означает конца гитлеризма. Германия под руководством Гитлера переживет эту неудачу и в конце концов победит. Генералы Пфеффер и Зейдлиц сидели и, произнося время от времени „яволь“ и „найн“, плакали.
В конце-концов… фон Зейдлиц-Курцбах сказал:
— Что с нами будет в дальнейшем?
Я сказал ему об условиях содержания в плену, добавив, что они могут носить, если пожелают, и знаки отличия и регалии, кроме оружия.
— Какого оружия?… — как бы не понимая, поинтересовался Пфеффер, глядя на Зейдлица недоуменно.
— У пленных генералов, — повторил я, — не должно быть при себе никакого оружия.
Тогда Зейдлиц вынул из кармана перочинный нож и передал его мне. Я, конечно, вернул ему этот нож, сказав, что подобное „оружие“ мы не считаем оружием.
Генерал Пфеффер спросил меня:
— Где находились вы и ваш штаб (62-й армии) во время боев за город до 19 ноября?
Я ответил, что мой командный пункт и штаб армии находились все время в городе, на правом берегу Волги. Последнее место командного пункта и штаба было здесь, где находимся. Тогда генерал Пфеффер сказал: