Ручной раб.
Толкаю дальше, и он ложится на песок, все так же не сводя с меня карих, с багровым оттенком, глаз. Под моей рукой бьется сумасшедшее сердце, переливается глубокими толчками, прыгает мне навстречу нитевидным пульсом, бьющим по венам на запястьях, висках. Оно рьяно желает вырваться из грудной клетки, насадиться на белесые ребра, украсить их вуалевым рисунком кровавых капель, но убежать со своего природного места прямо в мои объятия.
Моя песня вновь имеет место быть - тревожная, но до шума в закладывающих ушах пьяная, нерасторопная, медленная, словно текущая с деревянной палочки патока. Она заливает ему глаза, наполняет рот, отнимает способность дышать. Под моими звуками трясется его тело, под моей чешуей вырастает мощь, моими жабрами впитываются его жизненные силы. Покрытые черной слизью пальцы скребут по ставшей влажной коже, упрямо выцарапывают имя Повелителя, отдавая жертву, отдавая всю себя без остатка, давая понять - я достойна.
С размаха бью по грудной клетке. Звук ломающихся ребер, аккомпанемент моей песни, становится громче с каждым ударом, ломает все стереотипы и принципы данного тела, отзывается внутри сладкой истомой.
Когти вспарывают берестовую кожу, режут ее подобно острейшему клинку. Когда настает очередь пальцев, они вырывают ребра с кусками мяса, обливаются фонтанами бьющей, пульсирующей в ранах крови, и сжимают еще бьющееся сердце, захватывают цепкими сетями морской баллады.
И вырывают.
Резко встаю на ноги, отхожу в сторону. Волны неторопливо омывают босые ноги, пока я наблюдаю за тем, как бьется в конвульсиях тело убитого. Пляска Смерти настолько завораживает, что я не отвожу взгляда до самого конца, до того момента, когда он замирает.
На этот раз навсегда.
***
Тело отправляется в открытое плавание вместе с направляющей песней, что отведет его прямиком к королевскому дворцу. Там получившие «посылку» сирены откроют мой приданный счет и доложат о нем Повелителю.
Еще одна сирена вышла на охоту.
Засыпав песком кровь, вновь направляюсь к выходу в город. Туфли так и остаются лежать на холодном камне, оставленные за ненадобностью. Устало подмечаю, что мышиного цвета волоса высохли, но так и остались висеть небрежными паклями, что неизменно раздражало. Теперь и обилие косметики на лице, хотелось смыть все это к чертовой матери и... поспать? Знать бы еще, что это значит.
Обращаюсь в катакомбы знаний Аиши, где из закоулков знаний сразу же выплывает информация о естественных нуждах людей. Как же много всего! Благо, голод меня еще не беспокоит, хотя призадуматься об этом стоит.
Город встречает меня яркими красками рекламных баннеров и оживленными лицами людей. Кажется, ночью они и не планировали отдыхать, предпочитая тратить свои силы на развлечения и случайные связи. Свежим воздухом врываясь в их подсознание, ночь давала им дышать полной грудью, отпечатывала на их коже проспекты-чернила, заливала внутрь алкоголь пульсирующего мегаполиса.
Толпа обхватила меня сразу, как только я вступила на оживленную улицу. Она обняла меня своими кольцами-змеями, пытаясь лишить рассудка, уговаривая пойти за ней, в темноту наступающей ночи, в гущу разрастающегося безумия...
И я почти поддаюсь этому зову, почти отпускаю себя в его объятия, когда сильная рука перехватывает мое предплечье, разворачивая в свою сторону. Перед глазами мелькает лицо нахмурившегося мужчины в черной форме, сравнивавшего мое лицо с зажатой в пальцах фотографией. В голове лишь тонкой ниточкой успевает пробежать мысль: «Полицейский!»
- Аиша Уайт? - глаза цвета грозовых туч впиваются в мой лоб раскаленным гвоздем, и я даже немного морщусь от такого пристального взгляда. - Это вы?
- Я не знаю, о чем вы говорите, - голос предательски пищит. Похоже, мисс Уайт при жизни не умела врать. Да и утаивать тоже. - Отпустите руку, мне больно.
Полицейский хватку ослабил, но пальцы так и остались плотным кольцом обхватывать руку, правда, уже не предплечье, а запястье. Вынув из-за пояса рацию, он начал что-то говорить, пока я, рыща взглядом по окружавшей нас толпе, пыталась найти способ сбежать.
Но, видимо, судьба решила распорядиться по другому.
Вскоре, раздвигая толпу руками, к нам подбегают два человека - мужчина и женщина. Последняя бросается мне на шее, тихо плачет, шепчет на ухо что-то невразумительное, то, чего я не понимаю. Мужчина же благодарит полицейского, жмет ему руку, после чего тот сразу ушел, и обнимает нас двоих.
Дождавшись, пока неустанный плач стихнет, я отодвигаю этих непонятных людей от себя, тут же замечая вопрос в испуганных глазах.