Босые ноги ступили на сухой песок, а его крупицы тут же заговорили, запели, вросли в клетки тонкой кожи. Взгляд пробежался по берегу. И нашел. Нашел того, кому было суждено стать очередной жертвой, нет, даром Повелителю.
Во имя его, во славу его, во силу его умрешь, станешь призраком, растворишься в море, исчезнешь...
У него уже не было лица, не было дыхания, не было души. Потому что песня уравнивала всех - богатых и бедных, красивых и уродливых, добрых и злых. Песня делала свою работу, сирена убивала, а, значит, Повелитель становился сильнее.
Он уже знал о ней. Знал, но наверняка не различал среди большого множества борющихся за трон, стоящий рядом с ним. Но потом... Потом он поймет, что ему нужна именно она, та, что заняла место Аиши Уайт.
Отправишься в плавание, станешь номером, увеличишь мою силу, бессердечный...
Сердце вновь билось в руках, кровь снова омывала руки. Внутри бурлили эмоции, чистые, яркие, импульсивные, такие, которым, казалось, не было конца и края. Я упивалась ими, дышала ими, жила ими. Нельзя отступать, нельзя. Знала тех, кто сдался, не смог больше убивать, не находил в себе силы бороться за цель. Таких, высохших, сморщенных, вмиг постаревших, ждала неминуемая смерть через пару дней.
Стань морем...
Ноги вновь ступили на холодную поверхность променада, а в голове пронеслась мысль, что я даже не запомнила его лицо.
***
Входная дверь бесшумно закрывается за моей спиной, и лишь тогда позволяю себе выдохнуть. Родители Аиши давно спят, да и Джереми тоже видит, наверное, десятый сон, а я только вернулась.
Откуда-то изнутри настойчиво стучалось неприятное, гложущее чувство вины, словно вновь несдержанное слово давило на плечи весом необъятной горы. Она опаздывала редко и каждый раз чувствовала это. Не любила подводить. Что ж, теперь уже поздно, Аиша мертва, а я «не помню» данных обещаний.
Кровать оказывается на удивление мягкой, поглощающей в своих объятиях, совсем не такой, какой я представляла. Сон мгновенно поступил на свой пост, расслабив тело, подарив конечностям свободу, отсутствие ощущения реальности, закрыв глаза. И я бы уже скользнула в его объятия, если бы не...
...стук в окно.
Все, навеянное прохладой ночи, вмиг испарилось, и я, скрипнув зубами от досады, вновь поднялась на ноги. Картинка закружилась перед глазами, и пришлось прикрыть их, чтобы все встало на свои места. Насколько же хрупко человеческое тело!
Стук повторился. Настойчивый, раздражающий, он прожигал кожу на висках до кости, сверлил ее, вбивался в мозги сумятицей, круговоротом воспоминаний Аиши, что начинали мелькать перед глазами скоростной кинопленкой.
Не сейчас.
Видения прервалась в тот же миг, как я открыла глаза. Подойдя к окну и увидев лишь свое отражение, потянула руки, дабы открыть ставни и уставилась в темноту. Неужели послышалось?
- Привет, Аи, - увы. Уже знакомый и до жути неприятный голос резанул по ушам, и я чуть было не зашипела в ответ.
- Уйди, я тебя не помню, - сказано слишком раздраженно, слишком грубо, слишком отстань-ты-уже-от-меня. Но по-другому не хотелось. Не с ним. Если родных Аиши мне было откровенно жаль, то его хотелось мгновенно разорвать на клочки, пусть даже упустив шанс пополнить свой приданный счет.
- Знаю. Поэтому и пришел, - на раму легли пальцы, и через пару секунд Вит уже стоял в комнате, пытаясь привести дыхание и себя в порядок. - Прости, что без предупреждения, но я же всегда так делаю, так что... - он резко обрывает сбивчивую речь и смотрит прямо в мои глаза. - Делал. - Сглатывает образовавшийся в горле ком. - До того, как ты... Ну... Ты поняла.
Мы стоим на расстоянии полуметра и молчим. Я обнимаю себя руками в безуспешных попытках прогнать прорвавшийся подобно неожиданному порыву ветра внутренний холод. Вит выглядит несколько обеспокоенным, но выражение его лица остается все таким же пренебрежительным, высокомерным.
Повелитель, как же я его ненавижу.
- Мне все равно, - ему не нравится. Абсолютно. Словно я сделала то, чего он никак не ожидал, словно я должна была действовать по-другому, словно должна была броситься на шею и расцеловать щеки, эти щеки, которые были похожи на белоснежные полотна в свете бледной луны, эти щеки, которые не раз украшались нежно-розовым блеском ее губ...
Воспоминания вновь пронеслись перед глазами, и мне захотелось смеяться. Эта глупая девочка любила его. Любила, но маскировала свои порывы дружескими чувствами, поцелуями, объятиями. Любила его волосы, глаза, голос, душу, которой не было.