А "пиковый туз, как ни крути, на хвосте!..
Пулеметной очередью немец разбил мне фонарь, приборную доску, попал в пистолет и парашют. Сам я остался цел, только сильно обожгло ногу.
Итак, вторая атака немца тоже закончилась неудачей. Я уцелел. Теперь нужно было самому переходить в наступление.
Разгадав в "пиковом тузе" опытного летчика, я решил навязать ему бой на глубоких виражах. У меня уже совсем не оставалось горючего, значит, машина намного легче "мессершмитта", к тому же бой на глубоких виражах - дело давно опробованное, знакомое,
Немец, надо сказать, смело лег за мной в вираж, Наши машины неслись друг за другом, находясь почти в перпендикулярном положении к земле. Мне помогло, что мой самолет оказался легче. Повиснув у немца на хвосте, я дал длинную очередь и тоже не совсем точно: разбил ему фонарь, спинку сиденья, ранил летчика. Однако со следующего захода я влепил снаряд прямо в магнето "мессершмитта", Смотрю, "пиковый туз" снизил скорость, пропеллер у него заработал вхолостую и скоро остановился. "Мессершмитт" стал планировать.
Я удержался от соблазна расстрелять его и подождал, пока немец сядет, "Пиковый туз" посадил машину в трех километрах от летного поля.
Я перевел дух. Хотя бой длился всего каких-нибудь семь минут, усталость была страшная. Горючего в баке не осталось ни капли.
Сверху вижу, как к немецкому самолету подбежали наши ребята, сбитый летчик вылез из машины и отдал пистолет.
Когда я сел, пленного уже привели к землянкам. "Пиковый туз" оказался плечистым, сильным парнем лет двадцати восьми. На груди его красовалось четыре креста, Из короткого допроса, который учинили тут же, выяснилось, что немца зовут Отто. Воюет он давно, сражался с французскими, английскими, польскими летчиками. За все время сбил семьдесят самолетов. Из них больше тридцати - русских,
- Ах ты, гад! - прошептал кто-то.
За подвиги на русском фронте Гитлер наградил "пикового туза" "Дубовыми листьями к рыцарскому кресту - знак высшей воинской доблести в немецкой армии. Награды фюрера, однако, Отто еще не успели вручить - он ждал ее со дня на день...
На следующее утро к нам на аэродром приехал маршал Конев в сопровождении группы генералов. Приезд маршала застал нас врасплох. Но мы быстро привели все в порядок, и я встретил гостя рапортом.
- Благодарю, благодарю, - проговорил маршал, изучая меня живыми, прищуренными глазами. - Просто молодец!
- Служу Советскому Союзу, товарищ маршал Советского Союза!
- Хорошо, хорошо. Значит, что же - есть еще возможность увеличить счет? - спросил Конев, выслушав рассказ о поединке над аэродромом.
- Так точно, товарищ маршал Советского Союза.
Потом мы все прошли к сбитому немецкому самолету и сфотографировались.
Тут же, на поле аэродрома, маршал сказал командиру корпуса генералу Рязанову:
- Я бы хотел иметь сегодня же документ о представлении капитана Луганского ко второй Звезде Героя.
Уставным "слушаюсь" командир корпуса принял к исполнению приказ маршала.
Радостную весть о присвоении мне звания дважды Героя Советского Союза принес техник Иван Лавриненко. Запыхавшись от бега, ввалился он ко мне в землянку:
- Товарищ капитан... Товарищ... Присвоили! Сам слыхал. Сейчас только.
Я не вытерпел и побежал на радиостанцию. Да, ребята слышали указ. Они шумно обступили меня. Поздравления, объятия. Молодецкие шлепки по спине. Требование отметить событие, сейчас же, не откладывая...
Утром пришли поздравительные телеграммы - от маршала Конева, от генералов Рязанова, Алексеева, Баранчука. Телеграммы читали всем полком,
- Гляди, Батя-то какой разразился! - сказал кто-то из офицеров, тронутый длинной, очень теплой телеграммой Алексеева.
- Ну, ребята, - сказал я, - сегодня, пожалуй, устрою себе выходной. Вы уж без меня поработайте.
- Еще бы!
- Конечно!
- Но вечером... О, вечером ты не отделаешься так, как вчера. Так что готовь к вечеру настоящий праздник.
И очередной боевой день начался.
Друзья улетели, я отдал распоряжение о приготовлениях к вечеру и ушел с аэродрома. Мне хотелось побыть одному, привести свои мысли и чувства в порядок. Все награды, какими удостоила меня Родина, я неизменно воспринимал, как свой неоплатный долг на будущее. Смогу ли я когда-нибудь оплатить его? Партия и народ щедры, мне, сыну простого русского крестьянина, оказана высокая честь - дважды Герой страны Советов! Как жаль, что отец не дожил до этого дня!.. И перед моим мысленным взором вновь и вновь проносились дорогие сердцу картины: суровое лицо деда Афанасия, наш маленький домик в Алма-Ате, где прошло мое детство, мать, сестры множество отрывочных, но крепко вошедших в память фронтовых воспоминаний: бои, удачи и неудачи, погибшие товарищи...
Вечером я возвращался на аэродром с чувством глубокого душевного покоя. Человек живет и исполняет свои обязанности. Они скромны и велики, эти обязанности. Скромность их в обыденности повседневных человеческих поступков, величие - в исторической грандиозности задач, которые начертал в Октябрьские дни семнадцатого года Ленинский гений и которые отстаиваем мы теперь в смертельной схватке с врагом.
НА ЗАПАД
Наступал завершающий период войны. Гремели бои под Львовом и на Сандомирском плацдарме. Солнце фашистского рейха клонилось к закату,
Мощные удары Советских войск сотрясали фронт на всем его протяжении, от стен героически сражавшегося Ленинграда до предгорий Карпат.
В те дни в войсках и в тылу очень много говорили об открытии второго фронта в Европе. Однако союзники не торопились. Советская Армия по-прежнему в одиночку ломала хребет издыхающему, но все еще сильному врагу.
В первой половине 1944 года слухи об открытии второго фронта поползли с небывалой силой.
Не помню точно дату, но случилось это в один из погожих весенних дней. К нам на фронт приехала американская делегация. В ее составе были генерал командующий стратегической авиацией, которая совершала челночные операции с запада на восток и обратно, два генерала и полковник. Американских гостей привезли в наш полк.
Делегация прилетела на самолете, которым управлял мой добрый знакомый Виктор Григорьевич Грачев. Я поинтересовался, с какой миссией прилетели высокие гости. Виктор Григорьевич усмехнулся:
- Да вот ездят, смотрят. Все рассчитывают, не пора ли открывать второй фронт? И прогадать не хочется и опоздать опасно. К дележу-то могут и не пустить...
- Эге. Ничего себе - гости.
- Ну, они уж, кажется, многое видели. Это ж не первый год войны. Посмотреть теперь есть что. Чего-чего, а такого они не ожидали. Думали, у нас уж тут совсем... Ладно, пошли. Зовут.
Нужно сказать, что американцы проявляли поразительную любознательность и деловитость. Их сухощавые подтянутые фигуры в несколько необычной для нас форме цвета хаки мелькали повсюду. Гости интересовались материально-технической оснащенностью полка, наградами летчиков, потерями в боях, спрашивали наше мнение о противнике. Словом, они взвешивали и рассчитывали.
В первый же день с американскими гостями произошел небольшой курьез. Не успели они как следует освоиться - на наш аэродром налетели несколько "фокке-вульф-190". Немецкие самолеты появились неожиданно, сбросили лишь несколько мелких пехотных бомб. Тотчас в воздух поднялось звено наших истребителей под командой Виктора Усова, В коротком бою над самым аэродромом Усов сбил один самолет, остальные поспешили уйти восвояси.
Налет как налет, бой как бой. На фронте мы к этому привыкли. Но американцы порядком испугались. Помнится, летчиков наших это поразило. Лишь некоторые рассудительно пояснили: чему же удивляться? Ведь американцам еще не приходилось воевать...