Война... Вот и война. Но как же так? - недоумевали мы. - Ведь буквально на днях, 14 июня, за неделю до войны, было опубликовано сообщение ТАСС о советско-германских отношениях. Я как сейчас помню это сообщение. "По данным СССР, - говорилось там, - Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы". И вдруг - как гром среди ясного неба...
Разумеется, мы тогда еще не знали, что Сталин, единолично принимавший решения по важнейшим государственным и военным вопросам, допустил крупную ошибку, недооценив реальной угрозы войны.
Немалая доля ответственности лежит на тогдашних руководителях Наркомата обороны и Генерального штаба, которые плохо разобрались в создавшейся военно-стратегической обстановке и не сумели сделать из нее правильные выводы. Все это выяснилось гораздо позднее.
Фронт был уже недалеко.
Наконец пришел приказ вылетать и нам. Нас собрали по боевой тревоге. Командир полка Попов коротко доложил обстановку. Нам предстояло перебазироваться в район Таганрога.
Вылетали мы эскадрильями - одна за другой. Первой поднялась эскадрилья Владимира Пешкова. Мы построились в боевой порядок и взяли курс на запад. Там, впереди, измотанные и обескровленные, отчаянно дрались наши войска. Мы спешили им на помощь.
Большую роль в первоначальном успехе немецких войск сыграла авиация. Стремясь уничтожить советские воздушные силы и с первых дней войны захватить господство в воздухе, немецкое командование сосредоточило на восточном фронте, крупные силы своей авиации. Ко дню вероломного нападения фашисты перебазировали к нашим границам около четырех тысяч самолетов. Помимо этого более тысячи самолетов насчитывалось у Румынии и Финляндии,
Внезапность нападения позволила врагу уничтожить огромное количество наших самолетов непосредственно на аэродромах. Если к тому же учесть, что на вооружении советской авиации находились в основном самолеты устаревших конструкций, уступавшие немецким самолетам в скорости и маневренности, то станет очевидным преимущество, которые располагал противник.
И все же фашистские захватчики оказались бессильными подавить волю советских людей к сопротивлению. И на земле и в воздухе враг встретил та кой отпор, какого не ожидал,
В моих наушниках раздался быстрый говорок Николая Мурова:
- Сережа, Сережа!.. Вижу три самолета противника! Справа! Смотри! Справа.
- Вижу, - ответил я и отдал команду: - Разворачиваемся для атаки!
Наше звено барражировало над линией фронта атаки.
Однако "юнкерсы", заметив советских истребите лей, стали грузно поворачивать назад.
- Уходят, Сережа! - вновь услышал я беспокойный голос Мурова. - Ведь уйдут!
- В погоню!
Но фашистские бомбардировщики быстро удалялись.
Преследовать их было бессмысленно. Мы вернулись на свой аэродром.
Слух о том, что мое звено встретилось со знаменитыми "юнкерсами", скоро облетел весь аэродром. У наших машин собрались свободные от полетов летчики, техники, бойцы батальона обслуживания. Всем не терпелось узнать, каков враг, так сказать, "при близком знакомстве". Ведь это была первая встреча нашего полка с немцами.
К сожалению, ничего подробно я рассказать не мог. Увидев нас, "юнкерсы" благоразумно повернули вспять.
- Ага, значит боятся! - ликовали техники.
- А ты думал! Кричат - "юнкерсы", "юнкерсы".. А они - видал?
Не-ет, бить можно и немцев. Дай только срок. Вот соберемся с силами да как двинем по зубам!
- Не так страшен немец, как его малюют.
Первая эта встреча с врагом, его трусость привели всех в боевое настроение. Немцы тоже боятся нас, немцев тоже можно бить!
А фронт все приближался.
На нашем направлении войска, только что приступившие к укреплению занимаемых рубежей, так и не успели создать прочную и устойчивую оборону. Противник после кровопролитных боев занял Мариуполь.
Летать на боевые задания теперь нам было совсем близко - линия фронта проходила неподалеку от аэродрома. Чтобы помочь нашим наземным войскам, истребители тоже занялись знакомым еще по финской войне делом - штурмовкой.
Упоенные победами, немцы вели себя нахально. Они подходили близко к линии фронта с полным презрением к опасности. Пылили колонны автомашин с пехотой, по обочинам дорог неслись мотоциклисты. Нашим истребителям, проникавшим в тыл врага, это было только на руку. Низко, на бреющем полете проносились мы над беспечным врагом, поливая его из пушек и пулеметов. Наши летчики расстреливали захватчиков в упор, как на полигоне. После налета ЛАГов в немецком тылу царила неразбериха и паника. Горели разбитые машины, дороги и обочины усеяны трупами.
Боевой пыл, возбуждение наших летчиков были столь велики, что многие не хотели вылезать из машин, дожидаясь в кабине, пока их заправят,
Бывало, сядет машина - ее тотчас окружают техники. Летчик высовывается из кабины, торопит:
- Давай-давай! Скорее!
Командир полка Иван Иванович Попов приказывает:
- На отдых! Все. Хватит. Видите, уже вечер.
- Това-арищ командир, - обиженно заводит летчик, - до темноты еще разок слетать можно. Ведь рядом же! Вы не знаете...
Попов сокрушенно качает головой:
- Ах, ребята, ребята. Смотри, Сергей, сами просятся. Цены нашим ребятам нет.
Поздним вечером, когда налеты были закончены и в наступившей кромешной тьме стал накрапывать мелкий дождичек, Иван Иванович вызвал меня из землянки и сказал:
- Видно, не миновать нам все же подаваться назад в Ростов. А ну как ночью он нагрянет на аэродром?.. То-то, брат.
Долго молчали. Значит, что же, снова отступление? А ведь оставляя свои семьи в Ростове, мы были уверены, что немцы Ростова не увидят никогда. Отступление... Проклятое, обидное слово!
- Съезди-ка, Сережа, в Ростов, - вдруг попросил меня командир полка. Посмотри там, что с нашими. Эвакуировать их надо.
Голос командира прозвучал глухо. Дождь барабанил по кожаному реглану. Огонек папиросы изредка освещал подбородок Попова, и тогда я видел горькую складку у его губ.
Той же ночью я вылетел в Ростов.
Город был в панике. Эвакуировалось оборудование Ростсельмаша, "Красного Аксая" и многих других заводов и фабрик, лабораторное оборудование вузов и научных учреждений, культурные ценности. Уходило на восток население.
Настойчивое стремление немецко-фашистского командования захватить Ростов объяснялось тем, что Ростов был не только важным экономическим и культурным центром Советского Союза, но и крупнейшим стратегическим пунктом на юге нашей страны. Гитлеровское командование считало Ростов "воротами" Кавказа.
С трудом проталкивался я по неузнаваемо изменившимся улицам города. Разбитые фашистской бомбардировкой здания. По улицам в тучах пыли проходили на запад колонны пехоты, грохотали танки. Гражданское население с детьми, стариками, со скарбом тянулось на вокзал.
Наш дом оказался целым. С бьющимся сердцем взбежал я на третий этаж. Дверь в квартиру распахнута. Я на цыпочках вошел, осмотрелся. Пусто, тихо, всюду следы поспешных сборов, Семьи моей не было, Я кинулся к одним соседям, к другим - тоже никого. Дом был пуст.
Я снова вернулся в квартиру. Жена, видимо, взяла с собой только дочурку. Я отыскал семейные фотографии, заколотил дверь и отправился на вокзал.
Что там творилось! Все пути забиты составами эвакуируемым имуществом. Бегают военные, требуя немедленного отправления воинских эшелонов. И тысячи, многие тысячи беженцев, совсем потерявших головы.
На вокзале я нашел своих. Они уже несколько дней ночевали здесь, надеясь на какой-нибудь счастливый случай. Но беженцев все прибывало, а счастливый случай не представлялся.
Пока мы разговаривали, над станцией появился немецкий "хейнкель". С первого захода он принялся бомбить железнодорожные стрелки и эшелоны. Народ в панике кинулся бежать. Крики, слезы, давка. Пронзительный плач потерявшихся детей. А "хейнкель" сделал разворот и "прошелся" из пулеметов. Молча смотрел я на это бесчинство...