* * *
Когда Смолокуров домой воротился, Дуня давно уж спала. Не снимая платья, он осторожно разулся и, тихонечко войдя в соседнюю комнату, бережно и беззвучно положил Дуне на столик обещанный гостинец - десяток спелых розовых персиков и большую, душистую дыню-канталупку, купленные им при выходе из трактира. Потом минуты двепостоял он над крепко, безмятежным сном заснувшею девушкой и, сотворив над ее изголовьем молитву, тихонько вышел на цыпочках вон.
Долго после того сидел он один. Все на счетах выкладывал, все в бумагах справлялся. Свеча догорала, в ночном небе давно уж белело, когда, сложив бумаги, с расцветшим от какой-то неведомой радости лицом и весело потирая руки, прошелся он несколько раз взад и вперед по комнате. Потом тихонько растворил до половины дверь в Дунину комнату, еще раз издали полюбовался на озаренное слабым неровным светом мерцавшей у образов лампадки лицо ее и, взяв в руку сафьяновую лестовку, стал на молитву.
Немного пришлось отдыха на его долю. Еще к ранним обедням не начинали благовеста, как, наспех одевшись, чуть не бегом побежал он к Доронину. Зиновий Алексеич один еще был на ногах. Когда вошел к нему Марко Данилыч, он только что хотел усесться за столик, где уж кипел самовар.
- А я к тебе спозаранок, ни свет ни заря,- говорил Смолокуров, здороваясь с Зиновьем Алексеичем. - Просим милости,- радушно ответил Доронин.- Дорогим гостям завсегда рады: рано ли, поздно ли, и в полночь, и заполночь... Чайку чашечку!
- От чаю, от сахару отказу у меня не бывает,- молвил Марко Данилыч,- я ж и не пил еще - оно будет и кстати. Так вот как мы!.. Встал, умылся, богу помолился, да и в гости. Вот как мы ноне, Зиновий Алексеич.
- Что ж? Дело доброе. Пока мои не встали, покалякаем на досуге,- сказал Доронин.
- И то ведь я пришел покалякать с тобой,- ответил Марко Данилыч, принимаясь за налитую чашку.- Скажи ты мне, Зиновий Алексеич, по самой сущей, по истинной правде, вот как перед богом... Что это у тебя вечор так гребтело, когда мы с тобой насчет этого Меркулова толковали.
- Паренек-от, говорю тебе, хороший... Жалко... По человечеству жалко! как бы нехотя отвечал Зиновий Алексеич.
- Только-то?..- слегка прищурясь и зорко поглядев на приятеля, протяжно и с лукавой усмешкой проговорил Марко Данилыч.- А я думал, что у тебя с ним какие дела зачинаются.
- Какие дела?.. Ни с ним, ни с родителем его дел у меня никаких не бывало,- маленько, чуть-чуть смутившись, ответил Доронин.- По человечеству, говорю, жалко. А то чего ж еще? Парень он добрый, хороший - воды не замутит, ровно красная девица.
- А я полагал, что ты затеваешь с ним дело какое? - прихлебывая чай, протяжно проговорил Марко Данилыч.
Пуще прежнего замялся Доронин. Хотел что-то сказать, но придержался, не вымолвил.
- Никаких теперь у меня делов с Никитой Федорычем нет...- твердо и решительно сказал он.- Ничего у нас с ним не затеяно. А что впереди будет, как про то знать?.. Сам понимаешь, что торговому человеку вперед нельзя загадывать. Как знать, с кем в каком деле будешь?..
- Так...- протянул Марко Данилыч.- А я вечор с нашими рыбниками в трактире сидел. Чуть не до полночи прокалякали... Про меркуловские дела тоже говорили... Получил кой-какие вести... Кажись бы, полезные для Меркулова... Просиял Зиновий Алексеич.
- Все в один голос его жалеют... Ведь он не женат еще? - вдруг спросил Марко Данилыч.
- Холостой,- ответил Доронин.
Зорко глядя на приятеля, думает сам про себя Смолокуров: "Врешь, не обманешь, Лизавету за него ладишь. Насквозь вижу тебя... Недаром вечор она, ровно береста на огне, корчилась, как речь зашла про Меркулова".
- Хозяйку бы ему добрую, говорят наши рыбники,- молвил, глядя в сторону, Марко Данилыч.- Да тестя бы разумного, чтобы было кому научить молодого вьюношу, да чтобы он не давал ему всего капитала в тюленя садить... Налей-ка чашечку еще, Зиновий Алексеич.
Поспешно налил чашку Доронин и подал ее Марку Данилычу.
- Ноне на ярманке эвта кантонка, прах ее побери, куда как шибко пошла...небрежно закинул иную речь Марко Данилыч.- Звания чаю нет, просто-напросто наша сенная труха, а поди-ка ты, как пошла... Дешева - потому... Пробовал ли ты, Зиновий Алексеич, эту кантонку?
- Доводилось,- ответил Доронин.
- Брандахлыст,- решил Марко Данилыч.
- Почти одно, что наша копорка (Копорка, Иван-чай - растение Epilobium angustifolium. Его собирали, сушили, преимущественно в Петербургской губернии, и мешали с кяхтинским чаем. Такая подделка строго преследовалась.),- заметил Доронин.
- За копорку-то по головке не гладят, в тюрьму даже сажают, а на кантонку пошлины сбавили. Вот тут поди и суди!..- молвил Марко Данилыч.
- Соображения!
- Вестимо, соображения! - согласился Марко Данилыч.- А много ль капиталу Меркулов в тюленя-то усадил?
- Много,- покачав головой, ответил Доронин.
- Однако как?
- Тысяч до шестидесяти.
- Не пустячные деньги! - покачал головою и Марко Данилыч.- Да неужто у него только шестьдесят тысяч и было? - спросил он после короткого молчанья.Отец-от ведь у него в хорошем капитале был...
- Еще столько же наберется, может, и побольше,- сказал Зиновий Алексеич.К слову ведь только говорится, что весь капитал засадил. Всего-то не засаживал... Как же это возможно?
- А много ль пудов?.. тюленя-то?..- спросил Смолокуров, как бы от нечего говорить.
- Пятьдесят ли, пятьдесят ли пять тысяч, наверно сказать не могу,- ответил Зиновий Алексеич.
- А сюда не ближе сентября будет?
- Сказывал он, что прежде рождества богородицы никакими способами ему не управиться,- молвил Доронин.
- Нешто пишет? - спросил Смолокуров.
- Незадолго до нашего отъезда был он в Вольском, три дня у меня выгостил,сказал Доронин.- Ну, и кучился тогда, не подыщу ль ему на ярманке покупателя, а ежель приищу, запродал бы товар-от... Теперь пишет, спрашивает, не нашел ли покупщика... А где мне сыскать?.. Мое дело по рыбной части слепое, а ты еще вот заверяешь, что тюлень-от и вовсе без продажи останется.
- Ежели у него теперича пятьдесят тысяч пудов на шестьдесят тысяч рублей, значит, пуд-от по рублю с двумя гривнами обойдется,- рассчитывал Марко Данилыч.
- Должно быть, что так,- подтвердил Зиновий Алексеич.
- А он тебе только на словах говорил, чтоб до его приезда тюленя запродать?
- Доверенность на всякий случай дал. Доверенность у меня есть,- отвечал Доронин.
- Так!..- протянул Марко Данилыч.- Прямь - и доверенность дал... Что ж, искал ты покупателей-то?- спросил он потом, немножко помолчавши.
- Да ведь говорю я тебе!.. Где я буду их искать ? - отозвался Зиновий Алексеич.- До твоего приезду спрашивал кой у кого из рыбников. И от них те же речи, что от тебя.
- Кого спрашивал-то?
- Да кого я спрашивал? Сусалина спрашивал, Седова, еще кой-кого... Все в одно слово: никаких, говорят, в нонешню ярманку цен не будет.
- Верно!.. Еще, пожалуй, в убыток продашь... Вот какова она, наша-то коммерция... Самое плевое дело!..- молвил Марко Данилыч.
- К Орошину, думаю, съездить,- после недолгого молчанья сказал Доронин.Он ведь у вас главный скупщик - не один раз весь рыбный товар до последнего пуда на ярманке скупал. Он не возьмет ли?
- Постой, погоди! - спешно перебил Смолокуров.- Денек-другой подожди, не езди к Орошину... Может, я сам тебе это дельце облажу... Дай только сроку... Только уж наперед тебе говорю - что тут ни делай, каких штук ни выкидывай, а без убытков не обойтись. По рублю по двадцати копеек и думать нечего взять.
- Да уж хоть сколько бы нибудь да взять... Не в воду ж в самом деле товар-от кидать!.. Похлопочи, сделай милость, Марко Данилыч, яви божескую милость... Ввек не забуду твоего одолженья.