- Кака баржа? Давно все выбежали,- молвил на то Прожженный.
- Та баржа еще не рублена, да и тюлень не ловлен. Писано ради отвода,улыбаясь, промолвил Марко Данилыч.- Нешто не понял?
- Мекаем,- мотнув головой, ответил Корней Евстигнеев.- Еще что будет приказу?
- Доронину, Зиновью Алексеичу, на продажу тюленя Меркулов доверенность дал,- продолжал Марко Данилыч.- Давал я ему по рублю двадцати; отписал он про то Меркулову да с моих же слов известил его, что выше той цены нечего ждать. Написать-то Доронин написал, а дела кончать не хочет,- дождусь, говорит, какое от Меркулова будет решенье. Вечор нарочного послал к нему. Как только ты отдашь мое письмо Володерову, он тотчас его Меркулову покажет, они ведь приятели. Тогда Меркулов тотчас же вышлет согласье на продажу. Сам-от ему ты не больно на глаза суйся, сомненья не подай. Пробудешь в Царицыно день и тогда с богом на Низ. И говори всем: у меня, мол, дело спешное: велено баржу опростать и с пути, где ни встречу, ее воротить.
- Пой, хозяин, молебен, пиши, барыши,- вскликнул Прожженный.- Дело в шляпе; не будь я Корней Евстигнеев, ежели у нас это дело самым лучшим манером не выгорит.
Часа через два Корней Евстигнеев отправился. На пароходе вел себя важно, говорил отважно. Умел он себя показать на народе.
* * *
Отпустив Прожженного, Марко Данилыч долго и напрасно дожидался прихода Доронина. Сильно хотелось ему еще гуще ему тумана подпустить, дела бы не затягивал, скорей бы решал с ним, не дожидаясь вестей из Царицына.
И за чай не раз принимался Смолокуров, и по горнице взад да вперед ходил, и в торговые книги заглядывал, а Зиновья Алексеича нет как нет. И чем дольше шло время, тем больше разбирал нетерпеж Марка Данилыча, расходилось, наконец, сердце его полымем, да сорвать-то его, как нарочно, не на ком, никто под глаза не подвертывался. Самому бы идти к другу-приятелю, да то вспало на ум, что ежели станет он спешить чересчур, Доронин, пожалуй, подумает: нет ли тут какого подвоха.
"Пятьдесят тысяч верных! - рассуждает сам с собою Марко Данилыч.- И во сне такого дельца не грезилось - ровно само с лука спрянуло. На плохой конец сорок пять! Дунюшке на приданство пойдет. Соверши только, господи, подай успех. А нейдет, пострел его возьми, вечор поутру обещался придти, а нейдет, чтоб иссохнуть бы ему! С Митькой уж не покалякал ли?..
Да нет, некогда было с ним увидаться. Здесь ни у кого теперь по малой цене тюленя не купишь. Веденеев при всех прочитал письмо. Пароход в пятницу в Царицыне будет, тем же днем и Корней все обладит... Господи многомилостивый, подаждь совершение! На Смоленскую владычицу, на родительское мое благословенье ризу червонного золота справлю с жемчугами, с бурмицкими зернами, с дорогими каменьями! День и ночь стану теплить лампаду перед тобой, царица небесная!.. А все нейдет, пес этакой. Ну, была не была, пошла такова! Сам к нему пойду".
И пошел к Доронину неторопко и полегоньку. Зиновий Алексеич со всей семьей вокруг самовара сидел. Увидя Смолокурова, быстро встал он с места, пошел навстречу и поздоровался.
Про катанье потолковали. Вспомянула добрым словом Татьяна Андревна Самоквасова с Веденеевым и примолвила, что, должно быть, оба они большие достатки имеют... С усмешкой ответил ей Марко Данилыч:
- Пиво варит не кто богат, а кто тороват. Так стары люди говаривали, Татьяна Андревна. Оно, правда, Петру Степанычу после дедушки наследство хорошее досталось, и ежели у него с дядей раздел на ладах повершится, будет он с хорошим достатком, ну, а насчет Веденеева не знаю, что вам сказать... Из ученых ведь он, в Москве обучался, торговым делом орудует не по-старому. Не слыхать, чтобы оплошек каких-нибудь наделал, да ведь это до поры до времени. Не больно прочны, видятся, у нас эти ученые, особливо по рыбному делу. Тут нужна особа сноровка. А так вести дело, как Митенька ведет, не без опаски сегодня удастся, завтра удастся, а когда-нибудь и сорвется...
И много сильней да смышленей его с сумой за плечами хаживали. Отважен уж очень. У него валяй, не гляди, что будет впереди,- улов не улов, а обрыбиться надо.
- А удается? - спросил Зиновий Алексеич.
- Покуда счастье везет, не исполошился ни разу,- отвечал Марко Данилыч.Иной раз у него и сорвется карась,- глядишь, щука клюнула. Под кем лед ломится, а под ним только потрескивает. Счастье, говорю. Да ведь на счастье да на удачу крепко полагаться нельзя: налетит беда - растворяй ворота, а беда ведь не ходит одна, каждая семь бед за собой ведет.
- Кажется, он добрый такой и умный,- молвила Татьяна Андревна.
- Добрый-то добрый, может статься и умен, да только не разумен. Ветер в голове,- отозвался Марко Данилыч.
- Что ж такое? - спросила Татьяна Андревна, пытливо взглянувши на Смолокурова.
- Да все то же. Смело уж больно поступает, отважен не в меру,- молвил Марко Данилыч.- Тут от беды недалёко. Опять за ним примечено, вздорные слухи больно охоч распускать. Развесь только уши, и не знай чего тебе не наскажет: то из Москвы ему пишут, то из Питера, а все врет, ничего никто ему не пишет, похвастаться только охота. И не один раз он враньем своим хороших людей в беду вводил. Кто поверит ему, у того, глядишь, из кармана и потекло. Теперь по всей Гребновской ему никто не верит. Известное дело, кто проврался, все едино что прокрался: люди ведь помнят вранье и вруну вперед не поверят.
- Для чего ж это он так делает? Какой ради корысти? - спросила Татьяна Андревна.
- Что ж ему? - сказал Марко Данилыч.- Врать не цепом молотить, не тяжело. Из озорства, а не из корысти людей он обманывает. Любо, видите, как другой по его милости впросак попадется. Говорю вам, ветер в голове. Все бы ему над кем покуражиться.
- Нехорошо,- покачавши головой, заметила Татьяна Андревна.
- Хорошего немного, сударыня,- сказал Марко Данилыч, допивая третий стакан чаю.- Если бы жил он по-хорошему-то, много бы лучше для него было. Без людей и ему века не изжить, а что толку, как люди тебе на грош не верят и всячески норовят от тебя подальше.
То алела, то бледнела Наташа. Разгорелись у нее ясные глазки, насупились соболиные брови. Вещее сердце уму-разуму говорило: "Нет правды в речах рыбника злого".
- С чего ж это сталось с ним, Марко Данилыч? - участливо спросила Татьяна Андревна.- Когда ж это он, сердечный, у добрых-то людей так изверился?
Рта не успел разинуть Марко Данилыч, как Наташа, облив его гневным взором, захохотала и такое слово бросила матери:
- При царе Горохе, как не горело еще озеро Кубенское.
- Наталья! - строго крикнул на нее отец. Но ее уж не было. Горностайкой выпрыгнула она из комнаты. Следом за сестрой пошла и Лизавета Зиновьевна.
- Не обессудьте глупую, батюшка Марко Данилыч,- смиренно и кротко сказала Смолокурову Татьяна Андревна.- Молода еще, неразумна. Ну и молвит иной раз, не подумавши. Не взыщите, батюшка, на ее девичьей неумелости.
- Что это вы себя беспокоите,- благодушно улыбаясь, отвечал Марко Данилыч.- Мало ль сгоряча что говорится. Наталья же Зиновьевна из подросточков еще только что выходит. Чего с нее требовать?
- Все ж таки... Как же это возможно. Пойду пожурю ее,- молвила Татьяна Андревна. И с тем словом пошла к дочерям. По уходе жены Зиновий Алексеич дружески упрашивал Смолокурова не гневаться на неразумную. Марко Данилыч не гневался, а только на ус себе намотал.
- А как насчет тюленя?- спросил он после того. Нового ничего нет,- ответил Доронин.- Что вечор говорил, то и седни скажу: буду ждать письма от Меркулова.
- По-моему, напрасно,- заметил Марко Данилыч.- По-дружески говорю, этого дела в долгий ящик не откладывай.
- Делом спешить, людей насмешить,- с добродушной улыбкой ответил Зиновий Алексеич.
- Спешить не спеши, а все-таки маленько поторапливайся,- перебил Доронина Марко Данилыч.- Намедни, хоть я и сказал тебе, что Меркулову не взять по рублю по двадцати, однако ж, обдумав хорошенько, эту цену дать я готов, только не иначе как с рассрочкой: половину сейчас получай, пятнадцать тысяч к Рождеству, остальные на предбудущую ярманку. Процентов не начитать.