— Рукавов я не засучивал, Василий Фадеич, а что кричать, точно кричал… Так разве я один? — говорил Сидор.
— Полно растабарывать-то. Неси скорей, а я пачпорт отыщу.
Сиял от радости Сидор, сбежал в мурью и минут через десять вылез оттуда в истоптанных лаптях, с котомкой за плечами и с сапогами в руках. Войдя в казенку, поставил он сапоги на пол, а шапку и платок на стол положил. Молча подал приказчик Сидору паспорт, внимательно осмотрев перед тем каждую вещь. Сидор взял паспорт, приосанился и уж не так робко и покорно, как прежде, сказал:
— Ты уж мне, Василий Фадеич, какую-нибудь шапчонку пожертвуй.
— Где мне про тебя шапок-то набраться? — строго взглянув на него, вскликнул приказчик. — Вот еще что вздумал!
— Да как же я по ярманке-то без шапки пойду? Там казаки по улицам так и шныряют, — пожалуй, как раз заподозрят в чем да стащут меня…
— Слезь в мурью да украдь у кого-нибудь картуз либо шапку, — молвил Василий Фадеев. — А то вдруг шапку ему пожертвуй. Выдумает же!
— И то, видно, украсть… Счастливо оставаться, Василий Фадеич,сказал Сидор.
— С богом, — пробурчал приказчик, взял перо и наклонился над бумагами.
Сидор в лаптях, в краденом картузе, с котомкой за плечами, попросил одного из рабочих, закадычного своего приятеля, довезти его в лодке до берега. Проходя мимо рабочих, все еще стоявших кучками и толковавших про то, что будет, крикнул им:
— Прощайте, братцы!
— Куда ты, Сидор, куда? — закричали рабочие, прибегая к нему.
— Сбежать задумал, — молвил Сидор. — Так-то сходнее: и спина целей и за работу седни же…
— А деньги-то?
— Пес с ними! Пущай анафема Маркушка ими подавится, — молвил Сидор.Денег-то за ним не сполна шесть целковых осталось, а как засадят недели на две, так по четыре только гривенника поденщину считай, значит пять рублей шесть гривен. Один гривенник убытку понесу. Так нешто спина гривенника-то не стоит. Рабочие захохотали.
— Ну, прощай, Сидор Аверьяныч, прощай, милый человек, — заговорили они, прощаясь с товарищем.
— А пачпорт-от как же? — спросил его Карп Егоров.
— Пес с ним! — молвил Сидор. — И без него проживу ярманку-то. У меня купцы есть знакомые — примут и слепого. И, сев в косную, поплыл к песчаному берегу.
— А ведь Сидорка-от умно рассудил, — молвил парень, что знаком был с линьками самарскими, казанскими и макарьевскими. — Чего в самом деле?.. Айда, ребята, сбежим гуртом… Веселее!.. Пущай Маркушка лопнет с досады!
— А расчет-от? А деньги-то? — заговорили рабочие.
— Мне всего три целковых получки… А как засадят, так в самом деле накладно будет… Дороже обойдется… Я сбегу.
— А пачпорт-от как же?.. Васька Фадеев нешто отдаст? — спрашивали у него.
— Я из слепых, да и Сидорка-от тоже никак. Эй, ребята!.. Кто слепой да у кого денег много забрано — айда!..
И полез в мурью снаряжаться. С ним сбежало еще десятеро слепых. Те слепые, у которых мало денег было в заборе, не пошли за Сидоркой, остались. Он крикнул им из лодки:
— Дурни!.. Хоть бы и вовсе заборов не было, и задатков ежели бы вы не взяли, все же сходнее сбежать. Ярманке еще целый месяц стоять — плохо-плохо четвертную заработаешь, а без пачпорта-то тебя водяной в острог засадит да по этапу оттуда. Разве к зиме до домов-то доплететесь… Плюнуть бы нам, братцы слепые!.. Эй помянете мое слово!..
— А ведь он дело сказал, — заговорили рабочие.
— Сбежать точно что будет сходнее, — тосковала они.
— Что ж, ребята?.. Айда, что ли?.. — почти уж у берега закричал отплывший слепой.
— Айда!.. Айда, ребята! — закричали зычные голоса, и много бурлаков кинулись в мурьи сбираться в путь-дорогу.
На шум вышел из казенки заснувший было там Василий Фадеев.
— Что такое? — спросил он.
— Слепые сбежали, — ответили ему. Взглянул приказчик на реку — видит, ото всех баржей плывут к берегу лодки, на каждой человек по семи, по восьми сидит. Слепых в смолокуровском караване было наполовину. На всем Низовье по городам, в Камышах (Камышами называются берега Волги и острова на ней в Астраханской губернии.) и на рыбных ватагах исстари много народу без глаз (Глаза — паспорт на языке бурлаков, а также на языке московских жуликов, петербургских мазуриков.) проживает. Про Астрахань, что бурлаками Разгуляй-городок прозвана, в путевой бурлацкой песне поется:
Кому плыть в Камыши -
Тот паспорта не пиши,
Кто захочет в Разгуляй -
И билет не выправляй.
Рыбные промышленники, судохозяева и всякого другого рода хозяева с большой охотой нанимают слепых: и берут они дешевле, и обсчитывать их сподручней, и своим судом можно с ними расправиться, хоть бы даже и посечь, коли до того доведется. Кому без глаз-то пойдет он жалобиться? Еще вдосталь накланяется, только, батюшки, отпустите. Марко Данилыч слепыми не брезговал — у него и на ловлях и на баржах завсегда их вдоволь бывало… Потому, выгодно.
— Ах, дуй их горой! — вскликнул Василий Фадеев. — Лодки-то подлецы на берегу покинут!.. Ну, так и есть… Осталась ли хоть одна косная? Слава богу, не все захватили… Мироныч, в косную!.. Приплавьте, ребята, лодки-то… Покинули их бестии, и весла по берегу разбросали… Ах, чтоб вас розорвало!.. Ишь что вздумали!.. Поди вот тут — ищи их… Ах, разбойники, разбойники!.. Вот взодрать-то бы всех до единого. Гляка-сь, что наделали!…
Василий Фадеев не горевал: и хозяин не в убытке, и он не в накладе. Притом же хлопот да привязок от водяного за слепых избыли. А то пошла бы переборка рабочих да дознались бы, что на баржах больше шестидесяти человек беспаспортных, может из Сибири беглых да из полков, — тогда бы дешево-то, пожалуй, и не разделались. А теперь, слава богу, всем хорошо, всем выгодно: и хозяину, и приказчику, и слепым. Зрячим только не было выгоды: пригорюнились они, особливо Карп Егоров с племянником. Вместе с Сидором зачинщиками Марко Данилыч их обозвал — им первым отвечать.