Впрочем, здесь все было удивительным: и непонятная, с обилием шипящих звуков речь туземцев, и изящная манера носить плащи. Отсюда начинался новый мир. Таинственный, враждебный, непостижимый.
По всему было видно, что индейцы не только искусные ювелиры. Они строили красивые дома, ткали белоснежные плащи, и, уж конечно, у них водились и пряности. Одним словом, здесь было чем поживиться. Однако овладеть этой густонаселенной землей дело нелегкое - это понимали все.
И генерал Кесада собрал своих людей, чтобы преподать им основы "науки завоевания". Бывший адвокат был красноречив, как никогда.
"Сеньоры! Мы пришли в благодатную населенную страну. Пусть же никто из вас не совершит насилия над местными жителями. Доверимся богу, и рука наша будет легка и искусна. Таким путем мы завоюем любовь всех, кого господь пошлет нам навстречу". Кесада помолчал, дабы слушатели прочувствовали его слова. "И помните, друзья, перед вами такие же люди, как и вы, только, может быть, не столь смышленые. Ведь каждый хочет, чтобы с ним обращались уважительно. Этого же желают и местные индейцы. Не будем же просить у них того, чего им не захочется отдавать. В награду за это мы получим все, что пожелаем. Не забывайте, что земля, на которой мы стоим, принадлежит индейцам по естественному и божественному праву. Они оказывают нам любезность, принимая нас, и ничего нам не должны!"
Поистине поразительна была речь Кесады, столь поразительна, что ее, пожалуй, следовало бы записать золотыми буквами на каменных скрижалях при "въезде" в Новый Свет. Это были благородные и возвышенные слова истинного гуманиста. И сказаны они были в век, когда травить индейцев, как зверей, и обращать их в рабство считалось и хорошим тоном, и почетным долгом одновременно. Несомненно, Кесада был на голову выше своих знаменитых современников - Писарро, Кортеса и других. Но истины ради отметим, что конкистадор, даже если у него сердце гуманиста, все-таки оставался конкистадором. Ведь и Кесада возлюбил ближнего своего, то есть индейца, не бескорыстно. Эту "неземную любовь" индейцы должны были оплатить весьма земными знаками благодарности - золотом и драгоценными камнями!
В день, когда испанские солдаты внимали советам своего генерала, они еще не подозревали, какой чудодейственной силой обладают. В этом они убедились очень скоро, как только двинулись на юг.
Вот что написал о впечатлениях первых дней уже знакомый нам Хуан Кастельянос. "Удивление и ужас индейцев при виде испанских всадников были столь велики, что они замирали как бы пораженные громом. Странное оцепенение сковывало их - индейцы не в состоянии были ни двинуться с места, ни побежать, язык их немел. Закрыв лицо руками, они бросались на землю. И сколь ни увещевали мы их, сколь ни грозили им, пиная и толкая их при этом, индейцы, казалось, предпочитали смерть столь кошмарному видению". Так на собственном опыте участники экспедиции Кесады удостоверились, сколь могучим, поистине чудесным союзником в их деле были обычные лошади. Как хорошо, что они не съели их. И как прав был генерал, когда во время скитаний по Магдалене упорно боролся за жизнь лошадей.
Впрочем, не преувеличил ли Кастельянос? Нисколько. Конкистадор Робледо, действовавший много западнее, в долине реки Каука, почти повторяет Кастельяноса: "При виде нас туземцы душили себя собственными юбками и плащами. Когда мы, пытаясь спасти индейцев, обрезали сии самодельные веревки, они знаками давали понять, что лица, жесты, весь внешний вид христиан внушал им непреодолимое отвращение к жизни. И было оно так велико, что индейцы предпочитали умереть, лишь бы не видеть нас".
Вскоре после первого же знакомства с нравами обитателей Нового Света испанцы поняли, что в тропиках им ни к чему стальные латы и шлемы. Сталь раскалялась на солнце и не спасала от отравленных стрел. И тогда на вооружение были взяты воинские доспехи самих индейцев. Из простеганного, сложенного в несколько слоев хлопка толщиной в три-четыре пальца сшивались плотные попоны. Ими покрывали и лошадей, и собак так, чтобы животные могли передвигаться. Впереди прорезались отверстия для глаз и ноздрей. Причем у собак отверстия для пасти были больше - специально для того, чтобы они могли хватать бегущих от них индейцев.
Солдаты, пешие и конные, так же тщательно прикрывали себя этими "хлопчатыми латами": своеобразные чувяки закрывали ступни, "гетры" защищали ноги до колен, такие же прокладки предназначались и для бедер, корпуса и рук. Венчало, наконец, сей диковинный костюм некое подобие шлема-капюшона. Этот головной убор закрывал затылок, шею и лицо. Для глаз, носа и рта делались узкие прорези. При этом предусматривались даже некоторые удобства: во время трапезы лицевая часть шлема откидывалась. Все детали плотно соединялись друг с другом, как рыбьи чешуйки. У этого громоздкого облачения было одно важное преимущество: оно не пропускало индейские стрелы - они прочно застревали в толще хлопка.
Конкистадоры практически не снимали с себя своих "лат", ведь они постоянно находились в состоянии войны; никому и в голову не приходило стирать "доспехи", и скоро они превращались в грязно-коричневую рогожу, которая издавала острый гнилостный запах. По этой причине на них слетались мириады мух и прочих насекомых. В такой одежде завоеватели были похожи на чудовищ, на сверхъестественные существа.
И вот совсем уж неожиданный для конкистадоров поворот судьбы. Никто из них не мог и предполагать, что они станут в глазах индейцев посланцами языческого божества!
Предоставим же слово наиболее авторитетному свидетелю - Гонсало Хименесу де Кесаде. "Когда христиане появились в этой стране, они были приняты всем народом с великим страхом. Среди индейцев распространился слух, что испанцы явились к ним как сыновья Солнца и Луны, которым они поклонялись, и что небо послало своих сыновей, чтобы наказать индейцев за грехи. Первое же индейское селение оказалось пустым. Все жители его спрятались в крепости на скале. Как только мы приблизились, индейцы сбросили к нашим ногам несколько грудных детей, чтобы смирить тем гнев своих богов. Они были уверены при этом, что мы - суачиас12, питаемся человеческим мясом и кровью. Испанцев окуривали ядовитым вонючим Моке13, как если бы они были идолами. В некоторых же местах для нас оставляли на выбор связанных стариков, женщин, малых детей или жирных оленей. И клали их рядом с пылающими кострами".
Всего этого было достаточно, чтобы испанцы поняли: пусть они истощены, пусть на счету последние крохи пороха, пусть страна, лежащая перед ними, огромна и неизвестна,- они сильны. И сила их - в слабости и диковинных суевериях местных жителей.
В этих гористых местах дни становились все прохладнее, тропическая жара, истомившая солдат, постепенно сошла на нет. Дышалось легко и свободно, почти как в родной Испании.
Вскоре испанцы уже привыкли к тому, что вдоль дорог, по которым они следовали, дымились жаровни. Курившиеся в них благовония источали терпкий смолистый аромат. Рядом лежали свернутые плащи, золотые украшения. То были жертвы, которые обычно полагались солнцу, а теперь предназначались его посланцам - бородатым суачиас.
11 марта отряд пересек реку Суарес (на местном языке - Сарави) и вышел в долину реки Моникира. В селении Гуачета испанцев ждал сюрприз: они добыли первые изумруды - великолепно отшлифованные, сверкающие прозрачными гранями камни.
Конкистадоры шли прямо на юг. Каждый день встречались все новые индейские селения. Непривычно звучали их названия: Ленгуасаке, Кукунуба, Чипата. В селении Суэска навстречу испанцам вышла мирная процессия с дарами. Возглавлял ее могучего вида индеец с замысловатым тюрбаном на голове. Тело его было разрисовано яркими красками, с плеч свисал белоснежный плащ. Длинный конец его в красно-черных полосах волочился далеко по земле. На груди красовалась огромная золотая пластина в виде сердца. Но вот лица правителя Суэски испанцам разглядеть не удалось: причудливая золотая подвеска в носу закрывала рот, подбородок и щеки индейца, видны были только глаза, суровые и настороженные. Индеец заговорил. От слов его подвеска заколыхалась, в гортанных звуках послышалось нечто металлическое. Эффект был поразителен. Оправившись от изумления, испанцы скорее догадались, чем поняли из слов, что их просят быть почетными гостями.