Ведь муиски давно перестали быть хозяевами не только своей земли, но и своей судьбы. В доме испанского господина их жены и дочери были служанками и наложницами, в поле индейцы работали как батраки, неделями пасли скот, подолгу не видя своего дома, гнили заживо на изумрудных копьях, словно вьючные животные, переносили на плечах и своего хозяина, и его поклажу. Зарастали травой и осыпались аккуратные терраски, на которых муиски прежде высевали маис, фасоль, картофель.
Но алчным завоевателям было мало и этого. Их ненасытная утроба требовала регулярных воздаяний: годилось все - плащи и плоды, ремесленные изделия. Словно ярмо, душила индейцев эта невыносимая подать - "трйбуто".
Кесада вскоре убедился, что, хотя он и запретил собирать подать более двух раз в году, испанцы взыскивали ее гораздо чаще, как кому вздумается. Тогда он приказал взимать налоги в строго определенном размере. Этот шаг вызвал глухой ропот среди конкистадоров.
Немало господ прибавилось на шее у бедных муисков, пока Кесада отсутствовал в стране. Перед отъездом в Испанию ом наделил своих сподвижников индейцами, чтобы те одевали и кормили новых хозяев. Однако ветеранам приходилось туго. Теперь со всех сторон на них напирали королевские чиновники, святые отцы, богатые дворяне, хлынувшие в Новую Гранаду из Испании. Вся эта жадная до дарового хлеба толпа стремилась лишить старожилов - "antiguos de la tierra" - их привилегий и высосать последние соки из индейцев. Кесада с присущей ему энергией взялся защищать интересы товарищей по конкисте. Естественно, что число его недругов умножилось.
Наступило время Кесаде собраться с мыслями и описать все большие и малые события грандиозного похода в Новую Гранаду, рассказать про обряды и обычаи муисков. Он берется за обработку своих черновиков - толстых тетрадей, которые были заполнены им еще в Европе во время изгнания. Вскоре на его столе уже громоздились три объемистых тома, исписанных неторопливым витиеватым почерком. Героями этого повествования были индейцы долины Суэска. Кесада был дружен с их правителем - кряжистым меднокожим Суамене, имя которого в переводе значило "Клюв совы" - мудрая, сова была покровительницей индейцев Суэска. Все те, кому посчастливилось читать эти тома, отмечали яркий, образный язык Кесады и стремление автора самым добросовестным образом описать все стороны жизни муисков.
Но при всем том, что Кесада и душой, и мыслями сросся с Новой Гранадой, у него был объект поклонения, который жил в Испании. Им был не кто иной, как сам император Карл V, хотя тот жил и царствовал за тридевять земель от страны муисков. Много сил и времени отдал Кесада труду, который был им назван "Анналы императора Карла V". За ними вышел в свет небольшой трактат "Различия в военном искусстве Старого и Нового Света". Конкистадор-практик, Кесада пробовал себя и в теории. Для прихожан столичной церкви он написал книгу проповедей.
Несомненно, разносторонним и талантливым человеком был Гонсало Хименес де Кесада. И не открой в свое время Колумб Америки, как знать, не стал ли бы Кесада историком или дипломатом. Но нет, среди всех прекрасных искусств он отдавал Предпочтение искусству открывать и завоевывать новые земли. Очень скоро административные и литературные дела ему прискучили. Да, он был основателем, хозяином, патриархом Новой Гранады. Не об этом ли мечтал он долгие годы! Но увы, вновь и вновь в поседевшую уже голову Кесады стали приходить мысли о новых походах и еще не завоеванных Эльдорадо. Собственно, в существование Эльдорадо таким, каким оно рисовалось в легендах, Кесада не верил. Опыт сделал его скептиком. А вот в вероятность открытия такой же плодородной земли, какой была Новая Гранада, он верил глубоко и горячо. Тем не менее свой проект он назвал проектом Эльдорадо, понимая, что это привлечет к нему охочих людей и облегчит подготовку к экспедиции.
В начале 1557 г. Кесада обратился к королю; он просил разрешения организовать новый поход в Эльдорадо. Но дела при дворе вершились медленно, еще медленнее шел обмен посланиями через Атлантику. Одним словом, переписка эта заняла более десяти лет. Наконец указом от 15 ноября 1568 г., подписанным в Эскориале испанским королем Филиппом II, Кесада получил долгожданное разрешение, боевой чин аделантадо и несколько дополнительных селений с индейцами, чтобы изыскать средства на экспедицию.
Намерение Кесады пуститься в льяносы Ориноко взбудоражило Новую Гранаду. Старые участники конкисты и юные воины, оседлав своих лучших коней, собрались под знаменем Кесады. С ним отправилось 500 человек, восемь священников и монахов, двоим из них поручалось вести летопись похода. Как обычно, с ним был Гонсало де Гуаска. Индеец не верил в Эль-до-радо, но покинуть старого друга не решился.
О серьезных намерениях Кесады говорило многое: он взял с собой огромное стадо скота - 300 коров, 400 лошадей, 1000 свиней. Всю эту живность он собирался разводить в новом месте, вокруг новых городов и крепостей. Весь груз и все хлопоты по обслуживанию, испанского отряда по обыкновению возлагались на плечи индейцев. 1500 муисков, мужчин и женщин, шли в обозе.
Все это войско Кесада снарядил за собственные деньги, истратив на поход около 200 тысяч долларов по нынешнему счету. Солидные издержки и солидный возраст - 60 лет. Остается удивляться, как такой пожилой человек, с подорванным здоровьем, каким был тогда Кесада, мог решиться на столь рискованное предприятие. Ведь всего лишь за два года до этого он слезно умолял не принуждать его к браку. В прошении на имя Филиппа II Кесада писал: "Я не в состоянии ни подняться по лестнице, ни сделать десяти шагов без великого труда. Связать себя союзом с женщиной сейчас - значит, прямо открыть дорогу в могилу". Но когда дело касалось конкисты, не жалко было ни денег, ни собственной жизни.
И все потому, что Кесада был абсолютно уверен в успехе. При этом он имел весьма смутное представление о сложной системе больших и малых рек бассейна Ориноко, превращающих его в сплошные топи.
В начале 1569 г. Кесада вышел из Боготы на восток. Передвигались очень медленно из-за чудовищно большого обоза. Скот гнали впереди. Как только испанцы спустились с плоскогорья и вступили в оринокские саванны, начался ад. Нестерпимая жара, мириады насекомых, проливные дожди. Даже ветераны конкисты, испытавшие все ужасы плавания по Магдалене, заявили: "То, что мы испытали тогда,- ничто по сравнению с теперешними страданиями".
Когда в живых осталось 45 человек, поднялся бунт. Двадцати солдатам Кесада разрешил вернуться обратно и продолжил тяжкий путь. Около впадения Гуавьяре в Ориноко он остановился. Он понял, что не будет больше ни Мексики, ни Перу, ни Новой Гранады. Не будет больше рядом с ним и верного индейца Гонсало. Его скосила лихорадка. Кесада вернулся в Боготу. И что же! Так велика была вера в новые благословенные земли, что жители Боготы сказали: Кесада пошел по неправильной дороге. Правда, не все в Новой Гранаде разделяли оптимизм почитателей Кесады. У королевских чиновников была одна цель - выжимать из Новой Гранады все соки, дабы не оскудевала королевская казна. Вот почему их крайне раздражали в Кесаде наклонности старого конкистадора. Дело дошло до того, что в 1575 г. аудиенсия Боготы отказалась заслушать его "отчет о деятельности".
Однако городские власти вскоре пожалели о том, что так сурово обошлись с маршалом. Осенью запылали поселки вдоль всей западной границы Новой Гранады. Это восстали индейцы гуали, жившие вдоль берегов Магдалены. Ими руководил бесстрашный вождь Юлдама. К Кесаде направляются ходоки. Они умоляют его использовать свою власть, авторитет и немалый опыт, чтобы привести к покорности индейские племена. Кесада согласился, хотя и был тяжело болен: своей последней, карательной экспедицией он руководил, лежа на носилках, и возглавлял атаку с высоко поднятым копьем в руках.
Спустя четыре года, 15 февраля 1579 г., в возрасте 70 лет Гонсало Хименес де Кесада скончался. Последние годы его жизни были омрачены страшной болезнью. Утверждают, что старца поразила проказа. Кесаду мучила не только физическая боль, но и мысль об огромном долге в 60 тысяч дукатов, печальном итоге его последнего похода. Страшная бедность, если не сказать нищета, в которой он доживал свои дни, скрываясь в глинобитной хижине около селения Токаймы, так и не позволила ему погасить задолженность.