– Это кто тут выступил?! Я говорю, кто сейчас орал?!!
У Петра промелькнуло: если этому дикарю вдруг взбредет в голову, что крикнул я, очень вероятно, буду растерзан на месте. Холодный страх сковал его движения и замедлил дыхание. Но Петр никогда не уважал это чувство. Взяв тут же себя в руки, он мысленно поблагодарил случай, что не он выкрикнул те роковые слова. Дело естественно на этом не закончилось. За замерзшими секундами молчания последовал долгожданный и в тоже время неожиданный ответ:
– Я кричал!! Я!! – уверенным голосом, но уже совсем не так нагло произнес Саша.
Хоть он и был неудавшийся офицер, но, по его мнению, вполне удавшийся мужик, и промолчать ему в эту минуту, конечно, было нельзя.
Рев со стороны вагона не замедлил прогреметь вновь. Судя по приплюснутому крючковатому носу и стрижке под бобрик, проводник не понаслышке был знаком с боксом, и его ничуть не смутил крепыш Саша.
– А ну-ка, заходи в вагон, покуражимся! Посмотрим, чего ты стоишь!
На это, Саша, без слов, вполз в вагон. Дверь за ним закрылась. Десятки пар глаз, следившие за сценой с перрона, сочувственно посмотрели в след храбрецу.
Вопреки Сашиному ожиданию, действие не развернулось прямо в тамбуре. Монстр в форме проводника, проводил его в свое купе, усадил его, уселся сам, и только после этого заговорил:
– Ты кто такой голосистый? И знаешь, кому орешь? – Воротник голубой рубашки
слегка съехал, предоставив на Сашино обозрение массивную золотую цепь с крестом из того же металла. Тут, надо заметить, что размер сего креста был достоин маковки сельской церкви.
– Я – Саша. Из Турции тащим барахло. Не видишь, что ли?
– Слава Бизон, – представился проводник, протянув могучую лапу.
Жест понравился Саше, и он с готовностью пожал ее.
– Но орать – не ори, неизвестно куда. Сечешь?
– Давай-ка я тебя проверю. – Слава-Бизон поставил локоть своей волосатой ручищи
на стол и взглядом пригласил Сашу попробовать силы. Они скрестили руки и где-то с полминуты пытались сломить сопротивление друг друга. Вдруг Бизон сделал резкий рывок, и Саша оказался придавлен к столу.
– Ну что? Осторожней надо быть. Осмотрительней. Я тут думаешь просто так?
Вышел погулять? Я в чеченской семье живу. А ты, в общем, ничего. Молодец. Не слизняк. Вы, наверное, через вагон поедете. Заходи если что, покалякаем.
– Давай, привет. – Они снова обменялись рукопожатиями и Саша довольный
исходом, выбрался наружу.
Чувство только что минувшей опасности еще не успело его оставить, привычная наглость еще не вернулась, но радость успешно сданного экзамена вселила в него новую уверенность в собственных силах.
– Ну, как? – с плохо скрываемой тревогой, поинтересовался Петр.
– Все нормально, – удовлетворенно выдохнул Саша. – Дал бы слабинку, – не сладко б пришлось. Нормальный мужик. Бандит.
Петр криво усмехнулся в ответ.
А тем временем, Олег уже уладил дела с проводником вагона, в котором группа должна была ехать, то бишь, заслал необходимое количество бабок. И погрузка мешков на поезд, со всей присущей ей дикостью, началась. Для неопытного человека, возможно, покажется неправдоподобным разместить, в стандартных купе пассажирского вагона, 150 пузатых, в рост 12 летнего ребенка, мешков. И в самом деле, это было форменное насилие над транспортным средством, но это и чистая правда. Излишне говорить, что в этих адовых условиях предстояло провести 2,5 суток, добираясь до Питера.
Чувалы залетали внутрь с поразительной быстротой. Раскрасневшиеся и блестящие от пота мужики привычно делали свою работу. Мешки передавались из рук в руки по цепочке. Самым же трудоемким участком было – укладывать и забивать их в купе. 25 штук на каждое – вот обыкновенная норма наших челноков. Для достижения столь нелегкой цели необходимо не только с профессиональной точностью рассчитать куда, что и в какой последовательности запихнуть, но и открутить все полки от стенок. Руками, ногами, всеми сухожилиями работал Петр сотоварищи под потолками своих купе. Расписанные цветными клеймами мешки утрамбовывались согласно выверенной схеме. Капрон мерно скрипел под натиском. С разных сторон раздавались кряхтение и окрики. Казалось все шло своим чередом, как вдруг, откуда-то слева, до ушей Петра донесся грохот падающего тела. Матерщина. Снова падение. Выясняется: Леха Алексеев, тихоня на трезвую голову, сейчас, в нажратом состоянии, мешаясь в проходе и хватаясь за все что, не попадя, создавал тем самым непреодолимую пробку. Пить он, как показала жизнь, не умел абсолютно. Обычно забитый, по пьянке он перевоплощался. Хамил направо и налево, матерился, всячески выпячивал себя, вещал как он богат и потому по праву ему любую бабу отыметь легко. И в этот раз, он принялся за старое. Пытаясь обозначить себя, он вклинился в гущу событий, а так, как ничего не соображал, просто, перегородив проход, застопорил работу. Его побагровевшее лицо с отупевшим блуждающим взглядом, при этом, выражало деловитую озабоченность. Дядю Гену, энергично пропихивающего чувалы вперед, такое поведение Лехи довело до точки. Предчувствуя бесполезность многословных уговоров, он, недолго думая, засадил буяну в челюсть. Кубарем покатился дебошир по коридору. Там, зацепившись за дверную ручку купе, он резко поднялся и злобно прорычал: