— Не мучайся так, — заметила она. — Видишь, я ничего от тебя не скрываю. Я решила поговорить с тобой о письме и сделала это… Верь мне, дорогой…
Казалось, мои «мучения» не только вызывали у нее тревогу, но и доставляли ей удовольствие. Я лег, и она прижалась ко мне в каком-то, как мне показалось, неискреннем порыве. Я сомневался во всем, даже в себе, и эта ночь вызывала в моем воображении бесчисленный поток мрачных воспоминаний.
Проснувшись на следующее утро, я увидел, что Моника уже ушла. Разговор с нею оставил в моем сознании какой-то след, которого не рассеял недавний сон. Я пошарил рукой, заглянул в ящик и увидел только разные безделушки, маникюрные ножницы, трубочку с аспирином… Очевидно, Моника уничтожила письмо.
Я встал, не одеваясь, подошел к окну и посмотрел на высоты Алжира, на его холмы, где среди зелени знать строила себе красивые виллы. С уже раскаленного добела неба медленно сыпалась меловая пыль. Она покрывала террасы, купола Главного почтамта, листву Ботанического сада, раскинувшегося возле дремлющего моря. «Я одобрил бы человека, который убил бы Альмаро». Вчера я сказал эту фразу другому человеку, в самом деле сказал. Я умылся, торопливо оделся. Простыня, залитая потоком солнца, врывающимся в окно, ослепительно белела в том самом месте, где еще совсем недавно лежала Моника.
Потом я добрался до своего дома, воспользовавшись одним из тех трамваев с автоматически закрывающимися дверями, в которые не прыгнешь и с которых не соскочишь на ходу. Я их терпеть не мог. В этих трамваях, особенно если не удавалось сесть у окна, я всегда испытывал какое-то гнетущее чувство, будто попал в ловушку.
Догадавшись, что я дома, Флавия не замедлила явиться. Ее горшочек все еще стоял на столе, и от него несло кислятиной.
— Хе, да ты нынче не ночевал дома! — заметила старуха.
— Разве это впервой?
— Я хочу сказать, что ты не прикладывал сегодня ночью мазь.
— Да, не прикладывал. Впрочем, мне уже лучше.
И, слегка оттянув щеку, я потрогал кожу пальцем.
— А ты не вернешься на работу?
— Вам нечего об этом беспокоиться.
Она стояла рядом и в упор разглядывала меня. Ее тусклые, запавшие глаза смотрели на меня из глубины коричневатых орбит с таким выражением, что я был уверен: старуха разгадала мой замысел. Она знала: я хочу разделаться с Альмаро. Так мы стояли несколько секунд, внимательно глядя друг на друга. Потом я сказал себе, что становлюсь настоящим идиотом и что с возрастом у Флавии появляются странности.
Пока я снимал куртку, она направилась к двери, сохраняя на лице то хитроватое выражение всезнайки, которое всегда возмущало меня. Я растянулся на кровати. Голова горела. В окно заглядывало солнце, отчаянно жужжали мухи, колотясь о стекла.
В дверь постучали. Я подумал, что это опять Фернандес, и, не торопясь, открыл.
Передо мной стояла дама.
Она спросила, действительно ли я Смайл бен Лахдар, сын старого торговца с улицы Тролар. Я попросил ее войти. Я был очень заинтригован. Мне показалось, что я знаю эту даму. Но где я мог встречать ее? И почему она пришла ко мне?
Она села и начала снимать перчатки. Это заняло немало времени. С любопытством, нимало не смущаясь, она осмотрела мою комнату. Это была женщина лет сорока, довольно красивая, в темном костюме, в блузке с белым кружевным воротничком, образующим жабо, на котором сверкала громоздкая и, как мне показалось, золотая брошь. Из-под полей маленькой круглой шляпки виднелось худое лицо со слегка горбатым носом и прекрасными, умело подведенными черными глазами.
Я не сел и, стоя напротив нее, ждал, пока она соизволит объяснить, чего хочет от меня. Я не отличался большим терпением, но старался быть спокойным. Я взглянул на ее руки. Они были очень тонкие и очень белые, с ярко-розовым лаком на ногтях.
— Я узнала ваш адрес, позвонив по телефону в гараж Моретти, — сказала она, заложив ногу за ногу и глядя на меня без улыбки.
Мне нравился ее немного певучий голос.
Я упорно рылся в памяти, стараясь припомнить, где я мог видеть эту женщину. И вдруг спохватился, что волосы у меня растрепанны, а рубашка на груди расстегнута. Смутившись, я торопливо застегнулся и подобрал пряди волос, падавших мне на щеки.
Чего она хочет? Может быть, это приходящая сестра или дама из какой-нибудь благотворительной организации? Они довольно частые гости в домах бедняков. Но мне нечего у них просить. Мне не нужно милостыни. К черту благодеяния! Ничего не нужно. Никогда! Она также говорила о гараже Моретти. Может быть, ей нужен шофер?