А хор подхватывал:
– Рискует головой, – повторил Вали-Дад по-английски, обращаясь ко мне. – Спасибо вашему правительству, головы наши охраняются, и, обладая преимуществами образованного человека, – глаза его блеснули, – я мог бы стать видным членом местного управления. Возможно, со временем я мог бы даже стать членом Законодательного Совета.
– Не говорите по-английски, – промолвила Лалан, снова склоняясь над ситаром.
Пение хора неслось с городской стены к потемневшей стене Форта Амары, который возвышается над городом. Никто не знает точно, как велик Форт Амара. Три царя строили его сотни лет назад, и говорят, что под стенами его подземные покои тянутся на много миль. Населяют его множество привидений, гарнизонная артиллерийская батарея и рота пехоты. В эпоху своего расцвета он вмещал десять тысяч человек и рвы свои набивал трупами.
– Рискует головой, – снова и снова пела Лалан.
На одной из стен показалась голова, седая голова старика; и голос грубый, как кожа акулы на рукоятке меча, повторил последнюю фразу хорового припева и вдруг запел песню, которой я не понимал. Но Лалан и Вали-Дад слушали ее напряженно.
– Что это такое? – спросил я. – Кто это?
– Стойкий человек, – промолвил Вали-Дад. – Он сражался с вами в 46-м году, когда был «юным богатырем», снова бился с вами в 57-м году и пробовал одолеть вас в 71-м, но вы слишком хорошо научились искусству расстреливать людей из пушек. Теперь он старик, но все-таки продолжал бы сражаться, если бы хватило сил.
– Так, значит, он ваххаби? Но если он ваххаби или сикх, почему он откликается на махратскую лаони? – спросил я.
– Не знаю, – ответил Вали-Дад. – Быть может, он изверился в своей вере. Быть может, хочет быть царем. Быть может, он и есть царь. Я не знаю его имени.
– Это ложь, Вали-Дад. Если вы знаете его жизнь, вы должны знать и его имя.
– Совершенно верно. Я из нации лжецов. Но мне не хочется называть вам его имени. Узнайте сами.
Лалан, кончив песню, кивнула на форт и сказала просто:
– Кхем-Сингх.
– Хм, – промычал Вали-Дад. – Если Жемчужина решила назвать вам имя, Жемчужина глупа.
Я перевел это Лалан, и она рассмеялась.
– Я сказала потому, что мне вздумалось так сказать. Они держали Кхем-Сингха в Бирме, – промолвила она. – Держали его там много лет, пока разум его не изменился в нем. Так велика была милость правительства. Но, обнаружив перемену, они вернули его на родину, чтобы он успел взглянуть на нее, прежде чем умрет. Он старик, но, когда глядит на свою родину, память его возвращается. Кроме того, многие помнят его.
– Он интересный пережиток, – сказал Вали-Дад, затягиваясь хуккой. – Он возвращается в страну теперь, когда она наводнена реформами в области просвещения и политики, но, как говорит Жемчужина, много людей помнят его. Некогда он был великим человеком. В Индии больше не будет великих людей. В молодости все они будут развратничать с чужеземными богами, а потом станут «гражданами», «согражданами», «именитыми согражданами». Так, кажется, называют их туземные газеты?
Вали-Дад был, видимо, в очень дурном настроении. Лалан выглянула в окно и улыбнулась, глядя на дымку пыли. Я ушел, думая о Кхем-Сингхе, который некогда делал историю с тысячью последователями и мог бы стать владетельным князем, не будь власти Верховного Правительства, о котором уже упоминалось.
Главный комендант Форта Амары уехал в отпуск, а младший комендант, его помощник, отправился в клуб, где я встретил его и спросил, правда ли, что к прочим достопримечательностям Форта прибавилась новая в образе политического преступника. Помощник коменданта рассказал мне все с большими подробностями, ибо он впервые командовал Фортом и бремя власти тяготило его.
– Да, – сказал он, – с неделю назад ко мне прислали этого человека; он настоящий джентльмен, кто бы он ни был. Конечно, я сделал для него все, что мог. У него было двое собственных слуг и несколько серебряных кастрюль, и он точь-в-точь был похож на туземного офицера. Обращаясь к нему, я назвал его субадар-сахиб; лучше, знаете, сразу же завязать приличные отношения. «Слушайте, субадар-сахиб, – сказал я, – вы мне препоручены, и считается, что я обязан вас сторожить. Мне не хочется портить вам жизнь, но и вы сами должны помочь мне. Весь Форт в вашем распоряжении, от флагштока до сухого рва, и я буду счастлив всячески угождать вам по мере сил, но вы не должны этим злоупотреблять. Дайте мне слово, субадар-сахиб, что вы не будете делать попыток к бегству, и я дам вам слово, что вас будут сторожить не строго». Я решил, что лучший путь привлечь его к себе – это поговорить напрямик, знаете, и, клянусь Юпитером, так оно и вышло! Старик дал мне слово и теперь довольный ходит по Форту, как больная ворона. Он – странный малый, постоянно просит объяснить, где именно он находится и какие вокруг него здания. Когда он появился здесь, мне пришлось подписать клочок голубой бумажки в подтверждение того, что я принял его тело, и прочее, и прочее, и, вы понимаете, если он удерет, отвечаю я. И все-таки как-то чудно́ присматривать за человеком, который вам в дедушки годится, не так ли? Хотите как-нибудь на днях зайти в Форт и поглядеть на него?