Шли месяцы. Летчики и штурманы приобретали боевой опыт. Руфа зарекомендовала себя как штурман-снайпер. Она бомбила с большой точностью, под обстрелом и вообще в трудных ситуациях вела себя мужественно. Постепенно Леля привыкла к своему штурману, и теперь, когда Руфу забирали у нее, назначая лететь с другим летчиком, она была недовольна.
После одного особенно сложного полета Руфа стала пользоваться полным доверием у Лели. Они получили задание бомбить немецкую технику в укрепленном районе под Моздоком. Над аэродромом – обыкновенной ровной площадкой у подножия горного хребта – светили звезды, и погода обещала быть устойчивой. Но уже за горным хребтом навстречу самолету стали попадаться полосы облачности. Облака плыли низко, на высоте не более трехсот метров.
Цель оказалась закрытой облаками. Руфа сказала:
– Подождем несколько минут. Облака пройдут...
Леля стала в вираж. Самолет кружился в районе цели, пока она не открылась. И тут же внизу зажглись прожекторы, в небо потянулись длинные пулеметные трассы. Леля убрала газ, чтобы приглушить звук мотора. Широкие лучи качались в поисках самолета.
Бросив бомбы, Руфа сказала:
– Держи пока курс сто восемьдесят...
Цель снова закрыло облаками. Видно было, как все еще ползают по облакам светлые пятна – прожекторы искали самолет. Потом стало темно – прожекторы выключились.
С востока быстро наползал второй ярус облаков, более высокий, толщиной в несколько сот метров. Было ясно, что теперь уже закрыты и аэродром, и вся долина, и горы.
Назад летели в сплошной облачности. Кругом висел белесоватый туман. Он окутывал самолет, оседая каплями на обшивке, на приборах. Лицо и руки стали мокрыми. По щекам и за воротник стекали капли воды...
– Леля, возьми поправку на ветер: пятнадцать градусов левее.
Новые данные ветра Руфа определила, насколько это было возможно, перед бомбометанием, когда они выжидали.
Так они летели до тех пор, пока, по расчетам Руфы, не прилетели в район аэродрома. Тогда она сказала:
– Через три минуты аэродром. Сейчас мы приближаемся к хребту...
Руфа напряженно всматривалась в густой туман, но ничего не было видно. Минуты тянулись бесконечно. Казалось, что самолет давно уже пролетел и горный хребет, и аэродром и сейчас врежется в высокие горы, окружающие долину... А что, если они отклонились в сторону и летят не в том направлении? Снизиться нельзя – кругом горы...
Леля молчала. Видно, и ей приходили в голову невеселые мысли.
Наконец, Руфа произнесла как можно увереннее:
– Леля, пора пробивать... Начинай!
Леля колебалась. Пробивать облачность можно было только наверняка, иначе...
– Ты уверена?
– Уверена.
Леля убрала газ и перешла на планирование. Снижаясь, самолет, уходил все глубже и глубже в сырую мглу. Что их ждало там? Стрелка высотомера переползла через цифру 400.
Внезапно туман посветлел, приобрел зеленоватый оттенок и снова померк. Потом стал розоватым...
– Ракеты! Это стреляют ракетами на аэродроме! – воскликнула Руфа.
Пятна то зеленые, то красные стали обозначаться отчетливее. Стреляли правее, и Леля направила самолет прямо туда.
На высоте двухсот метров самолет вынырнул из облаков. Внизу прямо под ними был аэродром, освещенный причудливым светом взмывающих кверху ракет.
– Долго искали? – спросила командир полка.
– Нет, что вы! Гашева сразу нашла, – ответила Леля, и Руфа почувствовала, что теперь Леля окончательно признала ее.
Седьмого ноября 1942 года в полку был двойной праздник: к двадцатипятилетнему юбилею Октября девушкам вручали награды. Руфа в этот день получила свой первый орден Красной Звезды. Вместе с ней награждены были десять летчиц и штурманов. Ордена вручал командующий фронтом.
На праздник приехали «братцы» из соседнего полка. Среди них – Михаил. Он сразу нашел Руфу.
– Я приехал специально, чтобы поздравить вас с первой наградой. Подчеркиваю – с первой! Вообще-то я бы, конечно, не пускал девушек на войну...
Летная форма с голубыми петлицами очень шла ему. На гимнастерке сиял орден Красного Знамени.
– Новый?
– Сравнительно...
У него была странная манера шутить. Говорил он совершенно серьезно, и только где-то глубоко в светлых глазах застревала смешинка. А улыбался уже потом широкой открытой улыбкой...