Ополченцы перешли к следующему дому, не тронув его.
— Ополченцы выгоняют людей из «Винтер Хейвена», — сказала она, отвечая на свой вопрос. — Это так?
Ноа тяжело вздохнул.
— Да.
— Но не всех.
— Да.
— Куда пойдут эти семьи? Что они будут делать?
— Вернись в дом, Ханна...
Ханна повернулась и бросила на него яростный взгляд.
— Скажи мне, что происходит прямо сейчас, или я пойду туда и сама спрошу Маттиаса Саттера.
Ноа потер лицо. Глубокие тени залегли у него под глазами.
— Розамонд предоставила этим людям их места здесь. Она имеет право их забрать.
Ханна уставилась на него, на мгновение ошеломленная, и не знала, что сказать.
— Ты серьезно?
Ноа не ответил.
— Это даже не имеет смысла. Стэнли жили здесь, когда я только переехала в Фолл-Крик. Это их дом. Не одолженный, не занятый на время. Их собственный.
— Ополчение решило, что «Винтер Хейвен» слишком сложно защищать с потенциальными несогласными в их среде. Они перераспределяют жилье в соответствии с потребностями безопасности...
— Ты себя слышишь? Это твои слова или чьи-то еще?
Ноа сглотнул.
— Это не в моей власти, Ханна. Все случится, хотим мы этого или нет.
Она сузила глаза.
— Я думала, ты начальник полиции.
— Да, но...
— Как это может быть не в твоей компетенции? Как ты можешь позволять этому происходить прямо на твоих глазах? Это люди, которых мы знаем! Это Фолл-Крик. Твой город. Твои граждане. Твои друзья!
Рот Ноа истончился в бескровную линию.
— Ополчение получило определенные полномочия во время этого кризиса...
— Ополчение? — спросила Ханна. — Или Розамонд Синклер? Или теперь это одно и то же?
Глава 55
Ханна
День тридцать восьмой
Грудь Ханны сжалась. Стало трудно дышать.
— Они избавляют «Винтер Хейвен» от всех, кто не разделяет их взгляды. Розамонд Синклер вышла на тропу войны. Она наводит порядок в доме. Как тиран.
Мускул на щеке Ноа дернулся.
— Я понимаю, почему ты ненавидишь Розамонд Синклер. Она мать Пайка, человека, который причинил тебе боль. Легко приравнять их обоих друг к другу. Но то, что ты сказала раньше — нет, ты не права. Розамонд — это не ее сыновья. Она заботится об этом городе. Она старалась сделать все возможное для Фолл-Крик с самого начала этой неразберихи.
— Совершала ли она ошибки? Да. Приходилось ли ей идти на компромиссы, чтобы обеспечить нашу безопасность? Да. Ты же видела, что там творится. Уязвимые города и поселки подвергаются нападениям. Царят беззаконие и анархия. Здесь такого нет, и единственная причина — быстрое мышление и сильное руководство Розамонд.
Ханна недоверчиво покачала головой.
— Ты вообще себя слышишь? Оглянись вокруг. Кого она сегодня оберегает?
Взгляд Ноа метнулся к ополченцам и обратно к Ханне. На его лице читалось напряжение и беспокойство.
— Говори тише.
— Или что? Или они причислят меня к несогласным и тоже утащат? Или просто попытаются убить, как Лиама и Бишопа?
Щеки Ноа покраснели.
— Нет! Я им не позволю.
— О? Ты остановишь их так же, как останавливаешь это?
— Это другое.
— И в чем разница?
— Думаешь, я хочу это делать?! Думаешь, мне это нравится?! Что я согласен с этим?!
— Это то, чего я не понимаю. Помоги мне понять.
Его лицо помрачнело.
— Я должен это принять, Ханна. У меня нет выбора. У нас нет выбора.
Наконец-то он был честен. Наконец-то он признал это.
Ноа сделал шаг к ней, подняв левую руку, чтобы коснуться ее щеки, как когда-то давно, целую жизнь назад.
Призрак обернулся и с предупреждающим рыком встал между ними. Пес почувствовал напряжение между ними, почувствовал растущее беспокойство Ханны. Он не собирался подпускать к Ханне никого — даже ее мужа.
Ханна не стала его упрекать.
— У нас всегда есть выбор, Ноа, — просто сказала она. — Всегда.
Рука Ноа упала на бок. Он сжал ее в кулак. Его плечи опустились, выражение лица было убитым.
— Я делаю это ради Майло.
— А при чем здесь Майло?
— Его лекарства. В аптеке их нет. Как и во всех остальных аптеках в округе, возможно, во всем штате, если они вообще еще работают. Ополченцы привозят ему лекарства. Он в самом верху в их списке потребностей. Из-за Розамонд.
— Мы можем достать их где-нибудь еще. Должен быть другой вариант.
— Нет, — резко ответил он.
Ханна покачала головой.
— Нет. Я в это не верю. Ты сказал, что у тебя есть лекарства на пять лет.