— Ради бога, налей себе, — откликнулся Джефф и придвинулся к Кей. Она не глядя коснулась его руки.
— А если не получится? — прошептала она.
— Получится, — тихо заверил он. — Если все пройдет хорошо, мы выберемся отсюда. Если не очень… значит, кто-то из нас пострадает. Но зато остальные будут спасены.
— И конечно, ты окажешься тем, кто пострадает, — забеспокоилась Кей. — Ведь ты будешь ближе всех к Марку, я знаю.
— Я намерен выкрутиться и остаться в живых, — успокоил ее Джефф. — Не может же нам все время не везти. Такого и в картах не бывает, Кей.
Он повернул голову, услышав постукивание стекла о стекло. Это Джордж наливал себе виски, стоя в гостиной у бара. Лорин переставила свой стул к изголовью кровати Пола. Потом подняла на Джеффа посеревшее от страха лицо:
— Посмотри, я правильно села, Джефф? Правая рука Пола прикрыта?
Джордж проверил, встав в дверном проеме.
— Все отлично, — ответил он.
Джордж вернулся от бара, вытирая рот платком.
— Ну, — неуверенно протянул он.
— Время! — скомандовал Джефф. — Все на местах?
Все опять молча кивнули.
Джордж расправил плечи и медленно двинулся к выходу.
Глава 3
Доктор оперся руками о нагретое брезентовое днище каноэ и медленно поднялся на ноги. Марк повернулся к нему спиной, снова глядя на озеро, как будто перед ним в который раз вставала картина, как судья Дуглас боком падает в воду.
— Итак, вам нечего было скрывать, Марк, кроме вашей собственной выдуманной вины. Преступления не существовало, не существовало ничего даже похожего на него…
— Но письма! — через плечо бросил Марк.
Медленно, шаг за шагом, доктор двинулся к Марку:
— Вероятно, шантажисту было известно, что вы думаете, и он этим воспользовался.
— Как? Как кто-то мог об этом узнать?
— Возможно, вы все-таки что-то сказали, будучи страшно взволнованным. Расскажите, после того как ваш отец исчез под водой, вы снова оделись и вернулись в дом?
— Вот это-то было хуже всего, — не оборачиваясь, заявил Марк. — Если бы я вернулся и сообщил, что видел, как отец упал в воду, мне пришлось бы объяснять, почему я не бросился ему на помощь. Тогда все поняли бы… что я допустил его смерть.
— Вы не делали этого, — еще раз подчеркнул доктор. — Вы не Господь Бог, чтобы допустить его смерть или не допустить.
— Но тогда мне казалось, все они поймут, что я дал этому случиться. Поэтому, вернувшись в дом, стал ждать… ждать, пока не пройдет достаточно времени, чтобы можно было начать тревожиться из-за отсутствия отца. Наконец мы с Джорджем поплыли на моторке и… обнаружили его плоскодонку. Мне пришлось сделать вид, будто я страшно поражен. Я снял одежду, нырнул. И в первый же раз, когда я нырнул, увидел его: он лежал, запутавшись в водорослях, а его волосы плавали вокруг головы… Это было ужасно… как длинная мокрая трава! — Марк судорожно перевел дыхание. — Я все время старался придумать, что же делать. Когда вынырнул в первый раз, не сказал Джорджу, что нашел отца. Я… я находился в таком состоянии… все время думал, что все узнают о моей вине, когда мы его обнаружим. Конечно, это было чисто нервное… истерия. Поэтому я нырял еще несколько раз, все стараясь придумать, чего мне держаться. Голова у меня просто раскалывалась, но наконец просто сказал Джорджу, что нашел отца. Тогда Джордж оставил меня в плоскодонке, а сам вернулся на моторке позвать Джеффа и Пола. Я больше не нырял, пока не увидел, что они возвращаются.
— Остальное мне известно, — остановил Марка доктор Смит. — Тело отца запуталось в водорослях. Наконец вы оставили знак, где его найти, отправились на берег и вызвали полицию. А что было потом, Марк?
— Тело вытащили. Провели вскрытие. У отца действительно было больное сердце. Я думал, что они просто стараются облегчить мое горе, когда назвали причиной смерти сердечный приступ. В конце концов, все смерти наступают от остановки сердца. Хотя, когда все кончилось, несколько недель я пребывал в безумной надежде и радостном возбуждении. Думал, что по прошествии приличного времени попрошу Кей о разводе. Теперь уже ничто не могло причинить отцу вред. Но… все произошло слишком быстро. Со смертью отца освободилась вакансия в судейской коллегии. Мне предложили занять ее, и я готовился это сделать, когда пришло первое из этих писем. Вот тогда-то мне и стало ясно, что меня кто-то видел. Видел, как я лежал, закрыв лицо руками, в то время когда отец умирал. Кто-то знал, что это было убийство, а не несчастный случай. Я понял, что никогда не обрету свободу, пока не узнаю, кто этот человек, и не заставлю его молчать.