— Просто… Просто потому, что ничего не украла. — Обиженно шепнула, опустив глаза в пол. — Мне чужого не надо. Я просто заблудилась.
Брезгливо оттолкнул от себя замарашку, отряхнув ладони друг от друга.
Врёт ведь! Сто процентов врёт!
Было дело, когда кучка беспризорников с ближайшей деревни ко мне в хату забрались. Я тогда настолько остервенел, что пулю каждому в пятую точку пустил. Хорошо, что эта была соль. Но сейчас… сейчас я перешёл на боевые.
Потому что с каждым днём жить становится не на шутку опасно.
— Как тебя зовут, откуда ты? — на корточки присел, взглядом исподлобья по грязно-рыжим волосам полоснул, — Будет лучше, если сама признаешься, чтобы я в полицию просто так не звонил! Признаешься, и может быть я позволю тебе просто уйти.
Кажется, девчонка немного опомнилась. И у нашей потеряшки проявился характерец, на пару с бесстрашием.
— Я не помню, как меня зовут! Ясно! — борзая, раскричалась тут до хрипоты, — Я вообще ничего не помню! Мне просто очень холодно… и у меня болит голова! А ты тут орёшь, как ненормальный!
Наглая, неотесанная прошмандовка!
Через колено бы перебросил и нахлестал от души! А затем ещё и рот с мылом промыл, чтобы со старшими не огрызалась. Судя по всему, девчонка была младше меня на несколько лет. На вид, замарашке примерно двадцать два — двадцать три, не больше.
Так! Хватит! Достаточно уже пустого трёпа. Иначе сорвусь окончательно. А меня вывести, всё равно что перед акулой с куском сырого мяса проплыть.
— Я просто ненавижу чужих. — Громко заявил. — Да и вообще в принципе ненавижу людей! Это моя территория. Я одиночка. А ты — убирайся! Пошла вон. — Ногой с треском по полу херакнул, прогоняя нахлебницу, — Здесь тебе не дом милосердия! Я сам еле-еле концы с концами свожу, постоянно одну рыбу жру! До тошноты и до аллергии в животе! Иди туда, откуда пришла. Ещё раз увижу — просто в открытом море притоплю. На корм пираньям.
Грязная, в подранном до дыр платье, вероятно которое когда-то было идеально белым, поверх которого была наброшена джинсовая куртка, прихрамывая и спотыкаясь на каждом шагу она, обхватив своё дрожащее тело руками, пулей выскочила из сарая и, не проронив ни единого звука, побежала в сторону берега.
— Эй! — окликнул. Всё же не выдержал, сжалился, добродетель блин. — На вот, возьми. — Бросил полбуханки хлеба. Один кусок ей пожертвовал, другой оставил себе. Снова придётся за припасами хрен знает куда тащиться. — Возьми и забудь дорогу к моему дому. Навсегда. Я люблю одиночество.
Хлеб взяла, бережно так взяла, к груди прижала и снова зашаталась, как пьяный маятник, петляя из стороны в сторону, пока, наконец, не скрылась за старым рыбацким пирсом.
— Вот ведь чудище заморское! Выползла на мою голову из глубин семи морей! — плюнул в песок, руки в карман спрятал и зашагал обратно в хату, довольный, блин, победитель.
Вот только радости никакой не было от этой «победы»!
Лишь дикие кошки изнутри шкрябают, своими острыми когтями вырывая орган за органом, нерв за нервом. А потом плетут из этого добра клубки, которые с наслаждением гоняют по всем закоулкам моей сгнившей душонки.
Глава 2 (1).
Но девчонка и не думала сваливать. Так и знал! Стоило только пустить козла в город — и конец! Тот на милость всё до самой последней травинки выжрет! Сегодня полбуханки дашь, завтра уже целую потребует, а после завтра притащит роту беспризорников, которые задерут меня до дыр.
На следующий день я уже просто вызвал наши местные «правоохранительные органы». Ничего не стал объяснять голодранке, пусть с ней разбираются те, кто должен это делать по праву.
С первым заревом меня снова разбудил раскатистые лай Грома. Я, естественно, сразу же догадался почему «ветра нет, но волны как прокаженные к берегу несутся». Снова на улицу в валенках выскочил, злой как сам чёрт, потому что снова не выспался! Мельком в щель между досками сарая глянул — а там она сидит. И у меня дежавю в башке вспыхнуло! Да так вспыхнуло, что я чуть было заикой до конца своих дней не остался!
День начался один в один с предыдущим…
Да что ж ей всё неймётся! Ясно ведь дал понять, чтобы десятой дорогой мою избенку обходила!
С психу кулаками по дряхлым деревяшкам треснул, но тут же заставил себя остыть — не ну в самом деле! Не бить же мне девчонку, воспитывая, как дворнягу, чтобы выработать условный рефлекс на мои угрозы?! А девчушка-то бесстрашная, кажется, не испугалась свихнувшегося рыбака и снова приплелась за добавкой в виде словесных тумаков.