— Его перевести надо. В другую школу. В этой не дадут учиться. Репутация — это такая вещь…
Пунцовый Ленька тем временем разворачивал пакеты и насыпал в новую миску корм, наливал воду и показывал Барсику уже официальное его место. В кресле, в своей комнате.
— Ладно, со школой потом. Что это за деньги? — Ирина, пока Валерий отсутствовал, первым делом их пересчитала. Получалось около трехсот тысяч рублей и она уже представила, как они сделают ремонт в кухне и съездят на море.
— Черт бы побрал эти деньги! — выругался Валерка и сказал бы еще много, если бы не Ленькины уши–локаторы, ловившие каждое слово. — Я вообще не знаю, что теперь делать. меня втянули в очень нехорошую историю. Читай сама.
И он отдал ей письмо.
— Мама, она опять приходила.
— Кто, Анечка? — Женщина поспешно скинула плащ и туфли и подбежала к лежащей на диване дочери.
— Та бабушка. Такая хорошая. С крысой на плече. Крыска черно–белая, совсем не страшная, так усами смешно шевелит!
— Анечка, ты что? Какая бабушка? Ты же одна дома была!
— Мам, я не знаю, как она вошла, но была. Я ее видела. Она мне лекарства накапала в чай. Сказала, что теперь все будет быстро и легко.
— А что будет, Анечка? — мать в ужасе посмотрела на пустую чашку, стоящую на тумбочке.
— Я не знаю, мама. — Девушка растерянно поморгала. — Я… поправлюсь?
— Иван Геннадьевич, тут к тебе мальчишка на прием просится.
— Кто?
Начальник геологической партии сдвинул очки на нос и внимательно посмотрел на зама.
— Да кто ж его разберет. Ободранный, голодный был, его уж покормили. Да с приплодом.
Зам радостно рассмеялся.
— Представляешь шавка ободранная и кот при нем. Кота в рюкзаке таскает, собака за ними бежит. Цирк, умора!
— И чего тому цирку надо?
— А леший его знает! говорит, только с тобой откровенничать согласен. Звать?
— Сильно просится, что ли?
— Упертый.
— Ну зови.
Перед начальником предстал ободранный, нечесаный и немытый парень. Вслед за ним в кабинет протиснулась большая тощая собака, рюкзак, поставленный на пол слегка зашевелился. Иван Геннадьевич с интересом оглядел компанию и не выдержал.
— Ну точно, цирк! Чего же тебе надо, дрессировщик?
— Я слышал, вы на Кавказ сейчас едете.
— Туда. Вольфрам искать будем. А что?
— Возьмите меня с собой.
— С какого такого перепуга?
— Пожалуйста. Мне очень надо. Я на геологическом учусь, уже много знаю, а еще я кашеварить могу, стирать, все что угодно буду делать.
— Откуда ж ты такой послушный да согласный на все взялся?
— Из Москвы.
— Ух ты! Из Москвы, да в подсобники. А ты, часом, не в розыске?
— Нет. У меня личное.
— Личного у нас не бывает, когда мы в разведке, только общественное. Рассказывай.
Афанасий, запинаясь и с трудом подбирая слова рассказал, как приехал к бабке–травнице за помощью, как она его опоила, как он все вспомнил и смог сбежать, найдя в тайнике свои документы и деньги. Как кошка и собака увязались за ним, как они путали следы и боялись, что бабка его найдет и как позвонил домой и узнал, что его невеста, которую он любит больше жизни, умерла.
— Я не могу сейчас домой, понимаете? Я бы и в Антарктиду уехал, если бы смог. Да и эта бабка меня ищет.
— И зачем бы ей тебя искать? — Иван Геннадьевич внимательно посмотрел на покрасневшего парня.
«А затем," подумал тот, «что я вульгарно украл, спер, стырил пузырек с Эликсиром Жизни» баба Нюра мне это не простит. Он думал, что Аннушка жива и так торопился добраться до города, позвонить ей и сказать, что все будет хорошо и что лекарство он уже везет. Дозвонился до родителей и узнал, что произошло непоправимое: Аннушка скоропостижно умерла, не от болезни, как они предполагали, попала под машину. Мгновенная смерть. Его мама плакала в трубку, рассказывая о ее последних днях, о галлюцинациях, преследовавших ее. Бабка с черно–белой крысой на плече. Афанасий выронил трубку.
В черной–черной пучине горя он потерял счет дням, опустился до того, что ему стали подавать хлеб и мелочь, он ел этот хлеб, пил воду из колонок, собака и кошка, увязавшиеся за ним, были на полном само обеспечении, бегали, искали, выпрашивали и охотились. Когда он слегка пришел в себя, он понял, что не может сделать двух вещей: вернуться сейчас домой и отдать ведьме Эликсир. Что ему с ним делать, он не знал. Часто вынимал его из рюкзака и рассматривал загадочное темно синее сияние, как будто звездный свет, перемешанный с глубоководной водой был заключен во флаконе. Эта жидкость могла бы спасти чью–нибудь жизнь или вернуть здоровье и силы, он подумал, что нужно отдать ее тому, кто достоин, а пока он или судьба будут выбирать кандидата, он решил его спрятать. Куда? Вот вопрос. Домой нельзя. Он был уверен, что такое сокровище баба Нюра просто так не выпустит из рук. Спрятать надо было так, чтобы и мысли у нее не возникло, где этот флакон.