— Не думал, что он такой легкомысленный.
— Ну, почему. Случай — это тоже сила и возможность и с ним надо считаться.
— Может ты и прав. Только надоело.
— Слышал уже. Кидай.
— О, опять ничья! Сколько можно? Этот мужик у нас уже неделю висит на ничьей. Рапорт подать что ли?
— Что бы на нас смежники окрысились? Они сами все мониторят, вмешаются, когда надо будет.
Он подошел посмотреть на сферу, которая опять была отправлена в общую кучу. В ней он увидел себя, лежащего на больничной койке, опутанного проводами и трубками, уже не сильно похожего на человека. Значит, он в таком состоянии семь дней. Что с ним случилось? Он не помнил.
— Ну и когда они собираются вмешиваться? Он меня раздражает!
— Тебе какая разница. У Судьбы много вариантов и возможностей. Иногда всего лишь малость может повлиять на кости, выбор то есть.
— Например?
— Ты задаешь так много вопросов, я устал от тебя. Просто кидай кости.
Он стоял около стола. Если они и видели его, то не показывали это. Что делать дальше? Как повлиять на Судьбу или выбор Главного? Он не знал. Что делать дальше, тоже было непонятно.
— Смотри, опять он на кону!
Его сфера, такая красивая и беззащитная, выплыла в центр стола. «Значит что–то изменилось», успел подумать он, а потом все завертелось и его поволокло. Быстро и сильно. Очень далеко.
— Валентина Николаевна?
— Да, — она сразу поняла откуда звонят. Сердце остановилось и она не могла вздохнуть.
— Отличные новости! Ваш муж очнулся! Валентина Николаевна? Вы еще здесь? Можете его навестить завтра.
Она молча повесила трубку и как автомат прошла в комнату, где ползая по ковру и пробуя на вкус все на свете, включая покорного кота, их сын только что сказал свое первое слово: «Папа».
Два клерка равнодушно посмотрели на сферу, уплывшую на белую часть стола.
— Я же тебе говорил, для того, чтобы Судьба сделала свой выбор, иногда достаточно самой малости, даже одного слова.
Путешественница во времени
Около нашего дома был котлован, неизвестно зачем выкопанный. Пятиэтажки, две больницы, котельная и котлован, полный воды. Детям туда запрещалось ходить. Конечно мы игнорировали ценные указания и просачивались на запретную территорию. Всего лишь пару раз, потому что там действительно не было ничего интересного. Просто яма, заполненная водой и мусором. Поэтому я и решила появиться именно там, где почти никогда никого не бывает. Даа, зря я взяла чемодан на колесиках. Сначала по земле, потом по асфальту, проложенному кое–как. Хорошо, идти недалеко, иначе взгляды, которыми меня провожали местные жители, прожгли бы меня насквозь. Я постаралась одеться проще и незаметнее. По своим меркам, а вот по меркам того времени… Не было тогда кроссовок с ярко малиновыми шнурками и тетки далеко за сорок, да еще с моей корпулентной фигурой, джинсы тоже не носили. Рюкзак! Я мысленно билась головой об стену. Ну, какая же я дура! Что стоило взять с собой сумку! Ладно, чего уж теперь. Вот он, знакомый до боли подъезд. Как я каждый день по нескольку раз поднималась на четвертый этаж? А тут еще этот чемодан, будь он неладен. Наконец–то. Дверь, обитая коричневым дерматином, белесое пятно чуть ниже глазка. Это я когда–то мелом написала номер квартиры — 93, мама потом ругалась и пыталась его стереть, не получилось до конца. Звонок. Оказалось, я абсолютно забыла, каким он был. Дверь открыла мама. Господи, я чуть не упала. Мама. Молодая, моложе, чем я сейчас, стройная (какого лешего я всегда считала ее толстой и постоянно говорила ей об этом?), в знакомом халате и фартуке. Из квартиры тянет табачным дымом (значит, папа тоже дома) и жареной картошкой.
— Вам кого?
Ёлки–палки, как я готовилась к этому разговору, а сейчас все слова пропали, голова пустая, язык присох к небу.
— Извините, можно воды?
— Стась! Принеси воды! — мама смотрит настороженно, я слишком странно выгляжу и слишком похожа на ее дочь.
— Вам плохо? Зайдите. — Она делает пару шагов до кухни и возвращается с табуреткой и чашкой воды. — Вот. Пожалуйста.
Я вошла в малюсенькую прихожую, села на табуретку и подумала, что первый шаг сделан, теперь не выгонят.
— Дело в том, что я ваша дочь.
— Стась! — у мамы зазвенел голос и папа поняв, что что–то не так все–таки появился в прихожей.
— Стась, эта женщина говорит, что она наша дочь.
Папа. Молодой, чуб вьется, глаза живые, никакой тоски и усталости, подтянутый и сильный. Ежели что, спустит с лестницы. Вежливо.
— Я сейчас докажу. Я действительно ваша Оксана. Я из будущего.
Хорошо, что телефона у нас тогда не было. А около двери сижу я на табуретке, мимо меня не просочишься, чтобы вызвать милицию из автомата в соседнем доме.