Пауэрс обошел голую скалу и замер в оцепенении, он перекрестился, не соображая, что делает, опустился на колени. В двадцати милях от него, над срезанной вершиной Сан-Горгонио, горбилось какое-то чудовище, которое раз за разом швыряло в небо огромные камни из самой преисподней. Этот уродливый джинн рвался вверх из недр планеты, он дымил и корчился, извергая языки темно-красного пламени, закручивался огненным смерчем, ужасающе увеличивался в размерах и глухо, грозно гремел…
Полисмен Пауэрс вдруг понял, что, стоя на коленях, он видит само пекло…
«Я был на открытии ночного клуба «Красная дверь» в Редлендсе, который расположен, как я потом узнал, милях в двадцати на юг от Сан-Горгонио. — Репортер Дик Слейтер закурил новую сигарету и снова опустил пальцы на клавиши пишущей машинки. — Помню, как посмотрел на часы: была полночь. Вот тогда это и стряслось. Я сидел спиной к окну, и впечатление было такое, будто одновременно вспыхнули миллионы ламп-молний. Был только свет — жуткий белый свет, такой резкий, что в нем невозможно было что-то увидеть. Было так, словно эта слепящая вспышка убила всё живое на земле, и даже время, казалось, остановилось. В тот миг я, конечно, не знал, что источник света находился в двадцати милях, на вершине Сан-Горгонио. Лишь инстинктивно почувствовал: случилось что-то ужасное. Свет был просто нестерпим. Я выглянул в окно. Небо всё ещё было освещено так, будто господь бог упразднил ночь.
Я хорошо помню, что всё увиденное мною было словно впечатано в огненный фон: кафе «Пеликан», ярко-красный автомобиль, бензозаправочная станция напротив, окружающие горы, которые по мере затухания света становились багряными. Я помню, как выбежал на улицу. И вместе со мной десятки людей. Кто-то закричал, и все мы повернулись на крик.
Высоко над холмами, которые отделяли нас от Сан-Горгонио, и даже выше той горы, бурлил чудовищный ярко-красный шар. Раскаленный вихрь стал подниматься в небо, багровея по краям, а затем и в середине. Мы все словно увидели, как страшный сон становится явью. Кто-то закричал: «Господи, это же атомная бомба!» Я не помню кто. Возможно, даже я сам».
«Мы были в тридцати пяти или, возможно, сорока милях от горы. Знаете, где Твенти-Найн-Палмз? Наверное, всё-таки в сорока. Конечно же, мы всё видели с самого начала. Когда вспыхнул свет, мы были на кухне. Нам показалось, будто весь мир вдруг стал ослепительно белым. Кто-то пронзительно закричал, а когда я немного опомнился, свет уже начал желтеть. Никаких звуков, кроме того крика, мы не слышали. Мы выбежали из дому и посмотрели в сторону Лос-Анджелеса. Помню, я сразу подумал: это атомная бомба. То есть атомное нападение, понимаете. На Лос-Анджелес, подумал я. Когда посмотрел в сторону города, я сразу понял: всё-таки в самом деле случилось что-то ужасное. Я закричал. Весь небосвод, от края до края, всё ещё светился желтым, но вот он начал меняться. Свет сначала затрепетал, словно край земли разогрелся до белого каления. Со временем он стал… как бы вам сказать… ослепительно зеленым и всё время мигал и вспыхивал, постепенно переходя в фиолетовый цвет. Потом наступила темнота. Но в темноте взблескивало что-то розовое, и это было ужасно.
Какой-то огромный шар. Блестящий красно-черный шар. Не знаю, как можно было ночью увидеть что-то черное, но я в самом деле видел, хотя и до сих пор этого не пойму. Периодически было видно белые и голубые вспышки. Так иногда бывает, знаете, когда смотришь на молнию. Они поднимались всё выше и выше. Потом, минуты через четыре-пять после того, как мы впервые увидели свет, у нас возникло чувство, будто небо раскололось пополам. Никогда прежде я не слыхал такого грохота. Будто кто-то разодрал небо как раз посредине. И это произошло дважды. Дважды трещало по швам небо, и ни на миг не утихал какой-то приглушенный гул. Но вот шум затих. Рядом со мной стояла моя подруга, и она рыдала. «Это Хиросима, — сказала она. — Хиросима пришла к нам». За всю свою жизнь никогда не переживал я такого панического страха»…