Смотря на трассу, я начала нервничать. Реально, блять, нервничать. Не знаю, чем я думала, решая участвовать в дивизионе. Я не буду готова. Ни за что на свете.
— Эмми, сладкая, поговори со мной, — сказал Люк, очевидно уловив смену в моём поведении. Я не могла больше ничего скрывать от него. Я думала, что меня это расстроит, но, честно говоря, я почти почувствовала облегчение, что я больше не буду прятаться в собственных мыслях обо всей этой ситуации.
— Я боюсь, — прошептала я.
— Честно говоря, я бы больше волновался, если бы ты не боялась. Ты испытала то, чего боится каждый наездник, но всё равно вернулась на лощадь, — сказал он.
Я почувствовала, как мои руки начала трястись, и Люк сразу это заметил.
— Эй, — он подошёл ко мне. — Ты можешь сделать это, Эмми. Мы начнём медленно, но я знаю, что ты справишься.
— Откуда ты знаешь?
Он обхватил моё лицо руками.
— Ты Клементина чёртова Райдер, — я засмеялась, и одинокая слеза выкатилась из моего глаза. Она поймал её прежде, чем она успела упасть, и вытер с моей щеки. — Сладкая, ты заслуживаешь того, чтобы выйти на своих условиях. Только то, что ты упала, не означает, что с тобой покончено.
22
Люк
Мы с Эмми впали в повседневные дела за последние несколько недель или около того. Мы проводили вместе почти каждую ночь, обычно у меня, а утром мы шли на трассу для скачек вокруг бочек на ранчо. Она могла скакать по трассе час или два. Иногда я оставался с ней всё время, а иногда нет, в зависимости от того, что должно было произойти на ранчо в этот день.
Смотреть, как Эмми ездит верхом, гипнотизировало. Когда она была на Мэйпл, у неё был абсолютный контроль. Она была так сосредоточена и устойчива. Не было ничего, что могло бы поколебать её.
Я старался не думать о том, как сильно на неё повлиял её несчастный случай, если это лишило её чувства безопасности.
Чертовски сильно.
Я ненавидел думать о том, как она была одинока в Денвере в течение месяца, прежде чем решила вернуться домой.
Мы создали этот пузырь. Внутри него были лишь мы вдвоём, которые узнавали друг друга. Хотя я был благодарен за всё то время, что мы проводили вместе, была часть меня, которая начинала чувствовать вину.
Я не знаю, как долго я ещё продержусь, не говоря Гасу. Если он узнает, что я хранил этот секрет, он, вероятно, подумает, что это было из-за того, что я просто развлекался с его сестрой. Вот как это выглядело, особенно, когда мой послужной список с женщинами не был замечательным.
Была и меньшая часть меня, которая беспокоилась, что Эмми хочет сохранить нас в секрете, потому что она не чувствует того же, что и я.
Но я не мог так думать.
Когда я вернулся на арену после того, как уладил некоторые дела в конюшнях, Эмми и Мэйпл закончили занятие. Эмми сидела на земле, а Мэйпл лежала рядом с ней, положив свою гигантскую голова на колени Эмми.
Лошади, по сути, были просто большими собаками.
— Как прошло? — спросил я, когда подошёл.
— Нормально. Всё ещё не быстрее двадцати секунд, но я хорошо себя чувствую.
— Хорошо, — сказал я. Я присел на корточки рядом с ней, чтобы поцеловать её в макушку. — Мне нужно в бар, но я хотел увидеть тебя, прежде чем уйду.
— Я поеду с тобой.
Эмми медленно встала, убедившись, что не толкнёт Мэйпл так, что так испугается её. Мы отошли от Мэйпл, давая ей достаточно пространство подняться, не задев никого из нас.
Я притянул Эмми в свои объятия и поддержал её секунду, зная, что у меня может не быть такого шанса, когда мы вернёмся в конюшню, потому что кто-нибудь мог бы быть там, а мысль о том, чтобы оставить её, не прикоснувшись к ней, расстраивала меня.
Я отодвинулся, чтобы поцеловать её, мягко и медленно, прямо как ей нравилось. Прежде чем всё накалилось, мой телефон зажужжал в моём заднем кармане.
Нас всегда прерывали.
Это, вероятно, был Джо.
Эмми ещё раз легко поцеловала меня, прежде чем отстраниться, зная, что это, вероятно, было связано с баром. Она попыталась пойти обратно к Мэйпл, но я прижал её к себе, обняв рукой за плечи. Я ещё не был готов отпустить её.
Я ответил на свой телефон, не посмотрев на него.
— Алло?
— Люк, милый. — Это был женский голос, дрожащий и грустный. Моё тело застыло, и Эмми, должно быть, почувствовала это, потому что она взглянула на меня со всем беспокойством, написанном на её лице.
— Мам? — спросил я. Глаза Эмми расширились. Я не разговаривал со своей матерью. Я пытался некоторое время, но бросил после слишком большого количества разочарований.